Sign in | English | Terms of Use
DictionaryForumContacts

Reading room | Салтыков-Щедрин | Господа Головлевы | 📋 | 📖 | 🔀 | Russian ⇄ English
СЕМЕЙНЫЙ СУД
BOOK I THE FAMILY COUNCIL
Однажды бурмистр из дальней вотчины, Антон Васильев, окончив барыне Арине Петровне Головлёвой доклад о своей поездке в Москву для сбора оброков с проживающих по паспортам крестьян и уже получив от нее разрешение идти в людскую, вдруг как-то таинственно замялся на месте, словно бы за ним было ещё какое-то слово и дело, о котором он и решался и не решался доложить.
CHAPTER I Anton Vasilyev, the manager of a remote estate, was giving his mistress, Arina Petrovna Golovliov, an account of his trip to Moscow. He had gone there to collect the money due from those of her peasant serfs who bought the right to live in the city by paying her a tax. When he had finished with his report, she told him he might retire, but he lingered on irresolutely, as though he had something else to say, yet could not make up his mind to say it.
Арина Петровна, которая насквозь понимала не только малейшие телодвижения, но и тайные помыслы своих приближенных людей, немедленно обеспокоилась.
Arina Petrovna knew her servants through and through; she knew the meaning of their slightest gestures, she could even divine their inmost thoughts. And her steward's manner immediately aroused her disquietude.
— Что ещё? —
"What else?"
спросила она, смотря на бурмистра в упор.
she asked, looking at him keenly.
— Все-с, — попробовал было отвернуть Антон Васильев.
"That's all," he replied evasively.
— Не ври!
"Don't lie.
ещё есть!
There is something else.
по глазам вижу!
I can see it by your eyes."
Антон Васильев, однако ж, не решался ответить и продолжал переступать с ноги на ногу.
Anton Vasilyev still hesitated and continued to shift from one foot to the other.
— Сказывай, какое ещё дело за тобой есть? —
"What is it? Tell me!"
решительным голосом прикрикнула на него Арина Петровна, — говори!
she shouted imperiously. "Out with it, out with it!
не виляй хвостом… сума переметная!
And don't wag your whole body like a dog, Telltale!"
Арина Петровна любила давать прозвища людям, составлявшим ее административный и домашний персонал.
Arina Petrovna liked to call her managers and domestics by nicknames.
Антона Васильева она прозвала «переметной сумой» не за то, чтоб он в самом деле был когда-нибудь замечен в предательстве, а за то, что был слаб на язык.
She used Telltale for Anton Vasilyev, not because she had found him to carry gossip treacherously, but simply because he had a loose tongue.
Имение, в котором он управлял, имело своим центром значительное торговое село, в котором было большое число трактиров.
The centre of the estate that he managed was an important trading village in which there were many taverns.
Антон Васильев любил попить чайку в трактире, похвастаться всемогуществом своей барыни и во время этого хвастовства незаметным образом провирался.
He liked to take a glass of tea in a tavern and boast of his mistress's great power.
А так как у Арины Петровны постоянно были в ходу различные тяжбы, то частенько случалось, что болтливость доверенного человека выводила наружу барынины военные хитрости прежде, нежели они могли быть приведены в исполнение.
And in the course of his boasting he would sometimes unconsciously blab out secrets. His mistress was always with a lawsuit on her hands, so that her trusty's garrulousness sometimes brought her sly stratagems to the surface before they could be executed.
— Есть, действительно… — пробормотал наконец Антон Васильев.
"Yes, I have got something else to say," Anton finally mumbled.
— Что? что такое? —
"What is it?"
взволновалась Арина Петровна.
Arina Petrovna asked excitedly.
Как женщина властная и притом в сильной степени одарённая творчеством, она в одну минуту нарисовала себе картину всевозможных противоречий и противодействий и сразу так усвоила себе эту мысль, что даже побледнела и вскочила с кресла.
An imperious woman, with an extraordinarily lively imagination, she instantly pictured all sorts of disagreeable opposition and antagonism, and the thought so instantly took complete possession of her that she turned white and jumped up from her chair.
— Степан Владимирыч дом-то в Москве продали… — доложил бурмистр с расстановкой.
"Stepan Vladimirych's house in Moscow has been sold," Anton said after a pause.
— Ну?
"Well?"
— Продали-с.
"It's been sold."
— Почему?
"Why?
как?
How?
не мни! сказывай!
Tell me."
— За долги… так нужно полагать!
"For debts, I suppose.
Известно, за хорошие дела продавать не станут.
Of course it can't be because of something nice."
— Стало быть, полиция продала? суд?
"The police, the court, sold it, I suppose?"
— Стало быть, что так.
"I suppose so.
Сказывают, в восьми тысячах с аукциона дом-то пошёл.
They say it was sold at auction for 8,000 rubles."
Арина Петровна грузно опустилась в кресло и уставилась глазами в окно.
Arina Petrovna dropped back heavily into her armchair and gazed fixedly at the window panes.
В первые минуты известие это, по-видимому, отняло у нее сознание.
She was so stunned by the news that she seemed to have lost consciousness for a while.
Если б ей сказали, что Степан Владимирыч кого-нибудь убил, что головлевские мужики взбунтовались и отказываются идти на барщину или что крепостное право рушилось, — и тут она не была бы до такой степени поражена.
Had she heard that Stepan Vladimirych had killed somebody, or that the Golovliov peasant serfs had risen in revolt and refused to render the service due her on her estates, or that serfdom had been abolished, she would not have been so shocked.
Губы ее шевелились, глаза смотрели куда-то вдаль, но ничего не видели.
Her lips trembled, her eyes stared vacantly into the distance, but she saw nothing.
Она не приметила даже, что в это самое время девчонка Дуняшка ринулась было с разбега мимо окна, закрывая что-то передником, и вдруг, завидев барыню, на мгновение закружилась на одном месте и тихим шагом поворотила назад (в другое время этот поступок вызвал бы целое следствие).
She did not even see the little girl, Duniashka, run past the window carrying something hidden under her apron; she did not see the child stop suddenly on beholding her mistress and wheel round and then dart back guiltily to where she had come from. Such suspicious conduct at any other time would have led to a thorough investigation.
Наконец она, однако, опамятовалась и произнесла:
Finally Arina Petrovna came to herself and managed to bring out:
— Какова потеха!
"A good joke, I must say."
После чего опять последовало несколько минут грозового молчания.
After which there again followed several minutes of ominous silence.
— Так ты говоришь, полиция за восемь тысяч дом-то продала? —
"So the police sold the house for eight thousand?"
переспросила она.
she asked again.
— Так точно.
"Yes, madam."
— Это — родительское-то благословение!
"So that's what he's done with his patrimony!
Хорош…
Splendid!
мерзавец!
The blackguard!"
Арина Петровна чувствовала, что, ввиду полученного известия, ей необходимо принять немедленное решение, но ничего придумать не могла, потому ч о мысли ее путались в совершенно противоположных направлениях.
Arina Petrovna felt that the news called for a prompt decision, but nothing occurred to her. Her thoughts ran confusedly in exactly opposite directions.
С одной стороны, думалось:
On the one hand she thought: "
«Полиция продала!
"The police sold it.
ведь не в одну же минуту она продала!
But the police could not have sold it in a minute.
чай, опись была, оценка, вызовы к торгам?
An inventory must first have been taken, then an appraisal made, and then the sale must have been advertised.
Продала за восемь тысяч, тогда как она за этот самый дом, два года тому назад, собственными руками двенадцать тысяч, как одну копейку, выложила!
Sold for eight thousand when I myself two years ago paid twelve thousand rubles for it, not a penny less.
Кабы знать да ведать, можно бы и самой за восемь-то тысяч с аукциона приобрести!»
Had I only known it was going to be up for sale, I could have bought it myself for eight thousand rubles."
С другой стороны, приходило на мысль и то:
Her other thoughts ran: "
«Полиция за восемь тысяч продала!
"The police sold it for eight thousand.
Это — родительское-то благословение! Мерзавец!
That's what he's done with his patrimony.
за восемь тысяч родительское благословение спустил!»
To sell one's patrimony for eight thousand rubles!"
— От кого слышал? —
"Who told you?"
спросила наконец она, окончательно остановившись на мысли, что дом уже продан и что, следовательно, надежда приобрести его за дешевую цену утрачена для нее навсегда.
she asked, realizing finally that the house had been sold and the chance to secure it cheaply was gone forever.
— Иван Михайлов, трактирщик, сказывал.
"Ivan Mikhailov, the inn-keeper."
— А почему он вовремя меня не предупредил?
"Why didn't he let me know in time?"
— Поопасился, стало быть.
"I suppose he was afraid."
— Поопасился!
"Afraid?
вот я ему покажу: «поопасился»!
I'll teach him to be afraid.
Вызвать его из Москвы, и как явится — сейчас же в рекрутское присутствие и лоб забрить!
I'll make him come here from Moscow, and the moment he comes I'll have him drafted into the army.
«Поопасился»!
He was afraid!"
Хотя крепостное право было уже на исходе, но ещё существовало.
Although on the decline, serfdom still existed.
Не раз случалось Антону Васильеву выслушивать от барыни самые своеобразные приказания, но настоящее ее решение было до того неожиданно, что даже и ему сделалось не совсем ловко.
Anton Vasilyev had known his mistress to impose the most peculiar punishments, but, even so, her present decision was so unexpected that it made him miserable.
Прозвище «сума переметная» невольно ему при этом вспомнилось.
He thought of his nickname Telltale.
Иван Михайлов был мужик обстоятельный, об котором и в голову не могло прийти, чтобы над ним могла стрястись какая-нибудь беда.
Ivan Mikhailov was an upright peasant, and Anton never dreamed that misfortune would touch him.
Сверх того, это был его приятель душевный и кум — и вдруг его в солдаты, ради того только, что он, Антон Васильев, как сума переметная, не сумел язык за зубами попридержать!
Besides, Ivan Mikhailov was his friend and godfather. Now, all of a sudden, he was to be made a soldier just because he, Anton Vasilyev, the Telltale, could not hold his tongue.
— Простите… Ивана-то Михайлыча! — заступился было он.
"Forgive him — Ivan Mikhailov, I mean," he pleaded.
— Ступай… — потатчик. — прикрикнула на него Арина Петровна, но таким голосом, что он и не подумал упорствовать в дальнейшей защите Ивана Михайлова. Но прежде, нежели продолжать мой рассказ, я попрошу читателя поближе познакомиться с Ариной Петровной Головлёвой и семейным ее положением.
"Go away, you mollycoddler," she shouted in a voice so loud that he lost all desire to intercede any further for his friend.
Арина Петровна — женщина лет шестидесяти, но ещё бодрая и привыкшая жить на всей своей воле.
CHAPTER II Arina Petrovna was sixty years old, still of sound health and accustomed to have her own way in everything.
Держит она себя грозно:
Her manner was severe.
единолично и бесконтрольно управляет обширным головлевским имением, живет уединенно, расчётливо, почти скупо, с соседями дружбы не водит, местным властям доброхотствует, а от детей требует, чтоб они были в таком у нее послушании, чтобы при каждом поступке спрашивали себя:
She lived alone, and managed the huge Golovliov estate all by herself, without having to answer to any one else. She calculated closely, almost parsimoniously, was not intimate with her neighbors, was gracious to the local authorities, and exacted implicit obedience from her children.
что-то об этом маменька скажет?
They were not to do anything without first asking themselves, "What would mamenka say about it?"
Вообще имеет характер самостоятельный, непреклонный и отчасти строптивый, чему, впрочем, немало способствует и то, что во всем головлевском семействе нет ни одного человека. со стороны которого она могла бы встретить себе противодействие.
She was independent, inflexible, even stubborn, though her stubbornness was not so much native as due chiefly to the circumstance that there was not one person in the whole Golovliov family that could oppose her.
Муж у нее — человек легкомысленный и пьяненький (Арина Петровна охотно говорит об себе, что она — ни вдова, ни мужняя жена);
Her husband was a trifling creature, and drank. Arina Petrovna used to say of herself that she was neither a widow nor a married woman.
дети частью служат в Петербурге, частью — пошли в отца и, в качестве «постылых», не допускаются ни до каких семейных дел.
Some of the children were in St. Petersburg, the others took after their father and were relegated to the class of "horrid creatures," who were unfit for household duties.
При этих условиях Арина Петровна рано почувствовала себя одинокою, так что, говоря по правде, даже от семейной жизни совсем отвыкла, хотя слово «семья» не сходит с ее языка и, по наружности, всеми ее действиями исключительно руководят непрестанные заботы об устройстве семейных дел.
In these circumstances Arina Petrovna soon began to feel all left alone, and grew totally disaccustomed to family life, although the word "family" was constantly on her lips, and outwardly she seemed to be exclusively guided in all her work by the desire to build up the family estate and keep the family affairs in order.
Глава семейства, Владимир Михайлыч Головлёв, ещё смолоду был известен своим безалаберным и озорным характером, и для Арины Петровны, всегда отличавшейся серьёзностью и деловитостью, никогда ничего симпатичного не представлял.
The head of the family, Vladimir Mikhailych Golovliov, was known from his youth as a dissolute, quarrelsome fellow, with nothing in his character that would be sympathetic to a serious, active woman like Arina Petrovna.
Он вёл жизнь праздную и бездельную, чаще всего запирался у себя в кабинете, подражал пению скворцов, петухов и т. д. и занимался сочинением так называемых «вольных стихов».
He led a lazy, good-for-nothing existence, usually stayed locked up in his room, where he imitated the warble of the starlings, the crowing of cocks, and the like, and composed ribald doggerel.
В минуты откровенных излияний он хвастался тем, что был другом Баркова и что последний будто 6ы даже благословил его на одре смерти.
In bursts of confidence he would boast that he had been a friend of the poet Barkov, intimating that the poet had blessed him on his deathbed. Arina Petrovna disliked her husband's verses from the very first. "Nasty stuff!" "Trash!" she called them.
Арина Петровна сразу не залюбила стихов своего мужа, называла их паскудством и паясничаньем, а так как Владимир Михайлыч собственно для того и женился, чтобы иметь всегда под рукой слушателя для своих стихов, то понятно, что размолвки не заставили долго ждать себя. Постепенно разрастаясь и ожесточаясь, размолвки эти кончились, со стороны жены, полным и презрительным равнодушием к мужу-шуту, со стороны мужа — искреннею ненавистью к жене, ненавистью, в которую, однако ж, входила значительная доля трусости.
And since Vladimir Mikhailych's very object in marrying had been to have someone ever at hand to listen to his poetry, the result was that quarrels soon began, which grew worse and worse and more frequent until they ended with Arina Petrovna utterly indifferent and contemptuous of her clown husband, and Vladimir Mikhailych hating his wife sincerely, with a hatred considerably mixed with fear.
Муж называл жену «ведьмою» и «чёртом», жена называла мужа — «ветряною мельницей» и «бесструнной балалайкой».
The husband called the wife a "hag" and a "devil"; the wife called the husband a "windmill" and a "balalaika without strings."
Находясь в таких отношениях, они пользовались совместною жизнью в продолжение с лишком сорока лет, и никогда ни тому, ни другой не приходило в голову, чтобы подобная жизнь заключала в себе что-либо противоестественное.
They lived together in this way for more than forty years, and it never occurred to either of them that there was anything unnatural in such a life.
С течением времени озорливость Владимира Михайлыча не только не уменьшилась, но даже приобрела ещё более злостный характер.
Time did not diminish Vladimir Mikhailych's quarrelsomeness; on the contrary, it took on a still sharper edge.
Независимо от стихотворных упражнений в барковском духе, он начал попивать и охотно подкарауливал в коридоре горничных девок.
Apart from the poetical exercising in Barkov's spirit that he did, he began to drink and to lie in wait eagerly for the servant girls in the corridors.
Сначала Арина Петровна отнеслась к этому новому занятию своего мужа брезгливо и даже с волнением (в котором, однако ж, больше играла роль привычка властности, нежели прямая ревность), но потом махнула рукой и наблюдала только за тем, чтоб девки-поганки не носили барину ерофеича.
At first Arina Petrovna looked on this new occupation of her husband's with repugnance. She even got wrought up over it, not so much from jealousy as that she felt it to be an interference with her authority. After a while, however, she shrugged her shoulders, and merely watched out that the "dirty wenches" should not fetch brandy for their master.
С тех пор, сказавши себе раз навсегда, что муж ей не товарищ, она все внимание своё устремила исключительно на один предмет:
From that time on, having said to herself once for all that her husband was not a companion, she directed her efforts exclusively to one object, the building up of the estate.
на округление головлевского имения, и действительно, в течение сорокалетней супружеской жизни, успела удесятерить своё состояние.
And in the forty years of her married life she actually succeeded in multiplying her property tenfold.
С изумительным терпением и зоркостью подкарауливала она дальние и ближние деревни, разузнавала по секрету об отношениях их владельцев к опекунскому совету и всегда, как снег на голову, являлась на аукционах.
With astonishing patience and acumen she kept her eye on the near and distant villages, found out in secret ways the relations that existed between the neighboring landowners and the board of trustees, and always appeared at the auctions like snow on the head.
В круговороте этой фанатической погони за благоприобретением Владимир Михайлыч все дальше и дальше уходил на задний план, а наконец и совсем одичал.
In this fantastic hunt for new acquisitions Vladimir Mikhailych receded more and more into the background, turned seedy and at last dropped out of social life completely.
В минуту, когда начинается этот рассказ, это был уже дряхлый старик, который почти не оставлял постели, а ежели изредка и выходил из спальной, то единственно для того, чтоб просунуть голову в полурастворённую дверь жениной комнаты, крикнуть:
He was now a decrepit old man already, keeping his bed almost the whole time. On the rare occasions that he left his room it was only to stick his head through the half-open door of his wife's bedroom and shout: "
«Черт!» —
"Devil!"
и опять скрыться.
After which he would go back and close himself up in his own room again.
Немного более счастлива была Арина Петровна и в детях.
Arina Petrovna was not much happier in her children.
У нее была слишком независимая, так сказать, холостая натура, чтобы она могла видеть в детях что-нибудь, кроме лишней обузы.
She was of a celibate nature, so to speak, independent and self-sufficient, and her children were nothing to her but a useless burden.
Она только тогда дышала свободно, когда была одна со своими счетами и хозяйственными предприятиями, когда никто не мешал ее деловым разговорам с бурмистрами, старостами, ключницами и т. д. В ее глазах дети были одною из тех фаталистических жизненных обстановок, против совокупности которых она не считала себя вправе протестовать, но которые тем не менее не затрогивали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнестроительства.
The only times when she breathed freely was when she was alone with her accounts and her household affairs, and when no one interfered with her business talks with her managers, stewards, housekeepers, and so on. In her eyes, children were one of the preordained things in life that she felt she had no right to protest against. Nevertheless they did not touch a single chord in her inner being, which was given over wholly to the numberless details of the household.
Детей было четверо: три сына и дочь.
There were four children, one daughter and three sons.
О старшем ныне и об дочери она даже говорить не любила;
Of the oldest son and the daughter she did not even like to speak;
к младшему сыну была более или менее равнодушна и только среднего, Порфишу, не то чтоб любила, а словно побаивалась.
toward the youngest son she was indifferent. It was only for the middle one, Porfisha, that she cherished any feeling at all, a feeling not of love, but of something very akin to fear.
Степан Владимирыч, старший сын, об котором преимущественно идёт речь в настоящем рассказе, слыл в семействе под именем Стёпки-балбеса и Стёпки-озорника.
Stepan Vladimirych, the oldest son, passed in the family by the name of Simple Simon, or The Saucebox.
Он очень рано попал в число «постылых» и с детских лет играл в доме роль не то парии, не то шута.
He was very young when he was put into the class of "horrid creatures," and from childhood up played the rôle of half pariah, half clown.
К несчастию, это был даровитый малый, слишком охотно и быстро воспринимавший впечатления, которые вырабатывала окружающая среда.
Unfortunately he was a bright child, susceptible to the impressions of his environment.
От отца он перенял неистощимую проказливость, от матери — способность быстро угадывать слабые стороны людей.
From his father he inherited an irresistible inclination to play tricks, from his mother the ability to divine the weak sides of people's natures.
Благодаря первому качеству, он скоро сделался любимцем отца, что ещё больше усилило нелюбовь к нему матери.
The first characteristic soon made him his father's favorite, which still further intensified his mother's dislike of him.
Часто, во время отлучек Арины Петровны по хозяйству, отец и подросток-сын удалялись в кабинет, украшенный портретом Баркова, читали стихи вольного содержания и судачили, причём в особенности доставалось «ведьме», то есть Арине Петровне.
Often when the mother was absent on business, the father and the boy would betake themselves into the study adorned with the portrait of Barkov, read ribald poems, and gossip, the chief butt of their raillery being the "hag," that is to say, Arina Petrovna.
Но «ведьма» словно чутьём угадывала их занятия; неслышно подъезжала она к крыльцу, подходила на цыпочках к кабинетной двери и подслушивала весёлые речи.
The "hag," instinctively divining their occupation, would drive up to the front steps very quietly, then tiptoe to the study door and listen to their fun-making.
Затем следовало немедленное и жестокое избиение Стёпки-балбеса.
The murderous punishment of Simple Simon followed swift and cruel.
Но Стёпка не унимался;
But Stiopka was not subdued.
он был нечувствителен ни к побоям, ни к увещаниям и через полчаса опять принимался куролесить.
He was impervious either to blows or to admonitions, and in half an hour was back again at his tricks.
То косынку у девки Анютки изрежет в куски, то сонной Васютке мух в рот напустит, то заберётся на кухню и стянет там пирог (Арина Петровна, из экономии, держала детей впроголодь), который, впрочем, тут же разделит с братьями.
He would cut up Aniutka's, the servant girl's, scarf, or he would stick flies into Vasiutka's mouth while he slept, or he would run into the kitchen and carry off a cake (Arina Petrovna kept her children half hungry), which he always divided with his brothers.
— Убить тебя надо! —
"You ought to be killed," his mother said. "
постоянно твердила ему Арина Петровна, — убью — и не отвечу!
"I'll kill you, and I won't have to answer for it either.
И царь меня не накажет за это!
Even God won't punish me for it."
Такое постоянное принижение, встречая почву мягкую, легко забывающую, не прошло даром.
This humiliation, constantly put upon a nature soft, yielding and forgetful, did not remain without its effect.
Оно имело в результате не озлобление, не протест, а образовало характер рабский, повадливый до буффонства, не знающий чувства меры и лишенный всякой предусмотрительности.
It did not embitter him, nor did it make him rebellious. It made him servile, disposed to buffoonery, with no sense of the fitness of things, and devoid of all foresight and prudence.
Такие личности охотно поддаются всякому влиянию и могут сделаться чем угодно: пропойцами, попрошайками, шутами и даже преступниками.
Such natures yield to all influences and may become almost anything — drunkards, beggars, buffoons, even criminals.
Двадцати лет, Степан Головлёв кончил курс в одной из московских гимназий и поступил в университет.
At the age of twenty Stepan Golovliov graduated from the gymnasium in Moscow and entered the university. But his student's life was a bitter one.
Но студенчество его было горькое. Во-первых, мать давала ему денег ровно столько, сколько требовалось, чтоб не пропасть с голода;
In the first place, his mother gave him just enough money to keep him from dying of hunger.
во-вторых, в нем не оказывалось ни малейшего позыва к труду, а взамен того гнездилась проклятая талантливость, выражавшаяся преимущественно в способности к передразниванью;
Secondly, he did not show the least inclination to work. Instead, he developed an accursed talent, which expressed itself chiefly in mimickry.
в-третьих, он постоянно страдал потребностью общества и ни на минуту не мог оставаться наедине с самим собой.
And he suffered from a desire for constant companionship. He hated to be alone a single instant.
Поэтому он остановился на лёгкой роли приживальщика и pique-assiette'а 💬 и, благодаря своей податливости на всякую штуку, скоро сделался фаворитом богатеньких студентов.
So he played the light rôle of hanger-on and parasite, and thanks to his readiness for any prank he soon became the favorite of the rich students.
Но богатенькие, допуская его в свою среду, все-таки разумели, что он им не пара, что он только шут, и в этом именно смысле установилась его репутация.
However, though they received him into their society, they looked on him, not as one of them, but as a clown; and the reputation clung to him.
Ставши однажды на эту почву, он естественно тяготел все ниже и ниже, так что к концу 4-го курса вышутился окончательно.
Once placed on such a plane, he naturally slid down lower and lower, and at the end of the fourth year was thoroughly confirmed in his clownship.
Тем не меньше, благодаря способности быстро схватывать и запоминать слышанное, он выдержал экзамен с успехом и получил степень кандидата.
Nevertheless, thanks to his receptive ability and good memory, he passed the examinations successfully and received his bachelor's degree.
Когда он явился к матери с дипломом, Арина Петровна только пожала плечами и промолвила:
When he appeared before his mother with the diploma, she merely shrugged her shoulders and said: "Well, that's funny."
дивлюсь! Затем, продержав с месяц в деревне, отправила его в Петербург, назначив на прожиток по сту рублей ассигнациями в месяц.
Then, after letting him spend a month in the country, she shipped him back to St. Petersburg with an allowance of a hundred rubles a month.
Начались скитания по департаментам и канцеляриям.
Now there began for him endless visits to various government offices.
Протекции у него не было, охоты пробить дорогу личным трудом — никакой.
He had neither patrons nor the determination to make his own way by hard work.
Праздная мысль молодого человека до того отвыкла сосредоточиваться, что даже бюрократические испытания, вроде докладных записок и экстрактов из дел, оказывались для нее непосильными.
The lad's mind had lost so completely the habit of concentration that bureaucratic tasks such as the drawing up of briefs and case abstracts were beyond his power.
Четыре года бился Головлёв в Петербурге и наконец должен был сказать себе, что надежда устроиться когда-нибудь выше канцелярского чиновника для него не существует.
After four years of struggle Stepan was forced to admit that there was no hope of his ever rising above the rank of a government clerk.
В ответ на его сетования Арина Петровна написала грозное письмо, начинавшееся словами:
In reply to his lamentations, Arina Petrovna wrote him a stern letter which began with the words: "
«я зараньше в сем была уверена» и кончавшееся приказанием явиться в Москву.
"I was sure that would happen," and wound up with a command to return at once to Moscow.
Там, в совете излюбленных крестьян, было решено определить Стёпку-балбеса в надворный суд, поручив его надзору подьячего, который исстари ходатайствовал по головлевским делам.
There, at the conclave of Arina Petrovna's favorite peasants, it was decided to place Simple Simon in the Aulic Court, entrusting him to the care of a pettifogger who from time immemorial had been the legal adviser of the Golovliov family.
Что делал и как вёл себя Степан Владимирыч в надворном суде — неизвестно, но через три года его уж там не было.
What Stepan Vladimirych did in the Aulic Court and how he behaved there is a mystery. What is certain is that at the end of the third year he was there no longer. Then Arina Petrovna took a heroic measure.
Тогда Арина Петровна решилась на крайнюю меру: она «выбросила сыну кусок», который, впрочем, в то же время должен был изображать собою и «родительское благословение».
She "threw her son a bone," which was also supposed to fill the part of the "parental blessing," that is to say, the patrimony. "
Кусок этот состоял из дома в Москве, за который Арина Петровна заплатила двенадцать тысяч рублей.
"The bone" consisted of a house in Moscow, for which she had paid twelve thousand rubles.
В первый раз в жизни Степан Головлёв вздохнул свободно.
For the first time in his life Stepan Golovliov breathed freely.
Дом обещал давать тысячу рублей серебром дохода, и сравнительно с прежним эта сумма представлялась ему чем-то вроде заправского благосостояния.
The house promised to bring him an income of a thousand silver rubles, a sum which in comparison with his former income, seemed like genuine prosperity.
Он с увлечением поцеловал у маменьки ручку («то-то же, смотри у меня, балбес!
He kissed his mamma's hand effusively, and promised to justify her kindness, whereupon Arina Petrovna said: "
не жди больше ничего!» —
"That's better;
молвила при этом Арина Петровна) и обещал оправдать оказанную ему милость.
but mind you, you numskull, that's all you get from me!"
Но, увы!
But, alas!
он так мало привык обращаться с деньгами, так нелепо понимал размеры действительной жизни, что сказочной годовой тысячи рублей достало очень ненадолго.
so little was he used to handling money, so absurd was his estimation of real values in life, that before long what he thought to be a fabulous revenue proved insufficient.
В какие-нибудь четыре-пять лет он прогорел окончательно и был рад-радёхонек поступить, в качестве заместителя, в ополчение, которое в это время формировалось.
In five or six years he was totally ruined, and was only too glad to enter the militia, which was then being organized.
Ополчение, впрочем, дошло только до Харькова, как был заключён мир, и Головлёв опять вернулся в Москву.
No sooner, however, did the militia troops reach Kharkov than peace was concluded, and Golovliov went back to Moscow, dressed in a somewhat threadbare uniform and high boots.
Его дом был уже в это время продан. На нем был ополченский мундир, довольно, однако ж, потёртый, на ногах — сапоги навыпуск и в кармане — сто рублей денег.
By this time his house had already been sold, and the only thing he owned was a hundred rubles.
С этим капиталом он поднялся было на спекуляцию, то есть стал играть в карты, и невдолге проиграл все.
He began "speculating" with this capital, that is, he tried his luck at cards, but in a short time he lost all he had.
Тогда он принялся ходить по зажиточным крестьянам матери, жившим в Москве своим хозяйством;
Then he conceived the plan of visiting his mother's well-to-do peasants who lived in Moscow.
у кого обедал, у кого выпрашивал четвертку табаку, у кого по мелочи занимал.
Some of them invited him to dinner, others, yielding to his importunings, gave him tobacco or lent him small sums of money.
Но, наконец, наступила минута, когда он, так сказать, очутился лицом к лицу с глухой стеной.
At last the hour came when he found himself before a blind wall, as it were.
Ему было уже под сорок, и он вынужден был сознаться, что дальнейшее бродячее существование для него не по силам.
He was already almost forty years old, and had to confess to himself that his nomadic existence was too much for his strength.
Оставался один путь — в Головлёво.
There was only one thing left to him, to take the road leading to Golovliovo.
После Степана Владимирыча, старшим членом головлевского семейства была дочь, Анна Владимировна, о которой Арина Петровна тоже не любила говорить.
After Stepan Vladimirych, the oldest child, came Anna Vladimirovna, about whom Arina Petrovna did not like to speak either.
Дело в том, что на Аннушку Арина Петровна имела виды, а Аннушка не только не оправдала ее надежд, но вместо того на весь уезд учинила скандал.
The truth of the matter was, the old lady had placed definite expectations in Annushka, but she, far from fulfilling her mother's hopes, had perpetrated a scandal which set the whole district agog.
Когда дочь вышла из института, Арина Петровна поселила ее в деревне, в чаянье сделать из нее дарового домашнего секретаря и бухгалтера, а вместо того Аннушка, в одну прекрасную ночь, бежала из Головлёва с корнетом Улановым и повенчалась с ним.
When Annushka left the girls' boarding-school, Arina Petrovna installed her at the village, hoping to make of her a sort of unpaid private secretary and bookkeeper, but instead Annushka eloped one fine night with cornet Ulanov and married him.
— Так, без родительского благословения, как собаки, и повенчались!
"They have married like dogs, without a parent's blessing!"
!сетовала по этому случаю Арина Петровна. —
complained Arina Petrovna. "
Да хорошо ещё, что кругом налоя-то муженёк обвёл!
"Lucky, though, that he submitted to a wedding ceremony at all.
Другой бы попользовался — да и был таков!
Another man would have taken advantage of her — and vanished into thin air.
Ищи его потом да свищи!
A fine chance for catching a bird."
И с дочерью Арина Петровна поступила столь же решительно, как и с постылым сыном:
With her daughter Arina Petrovna dealt as peremptorily as she had with her hated son.
взяла и «выбросила ей кусок». Она отделила ей капитал в пять тысяч и деревнюшку в тридцать душ с упалою усадьбой, в которой изо всех окон дуло и не было ни одной живой половицы.
She bestowed "a bone" upon her too, in the shape of five thousand rubles and a wretched little village of thirty souls and a manor-house going with it, so dilapidated that the wind blew through the gaping paneless windows and there was not one sound board in the flooring.
Года через два молодые капитал прожили, и корнет неизвестно куда бежал, оставив Анну Владимировну с двумя дочерьми-близнецами: Аннинькой и Любинькой.
In two years the young couple had gone through the money, and the cornet took himself off, deserting his wife and two twin girls, Anninka and Lubinka.
Затем и сама Анна Владимировна через три месяца скончалась, и Арина Петровна волей-неволей должна была приютить круглых сирот у себя.
Three months later the mother died, and Arina Petrovna, willy-nilly, had to take the little orphans into her own house.
Что она и исполнила, поместив малюток во флигеле и приставив к ним кривую старуху Палашку.
She installed them in a side-wing and entrusted them to the care of Palashka, old and one-eyed. "
— У бога милостей много, — говорила она при этом, — сиротки хлеба не бог знает что съедят, а мне на старости лет — утешение!
"The Lord's mercy is great," remarked Arina Petrovna. "The little orphans won't eat much of my bread, but they'll be a solace to me in my old age. God has given me two daughters instead of one."
Одну дочку бог взял — двух дал! И в то же время писала к сыну Порфирию Владимирычу:
At the same time she wrote to her son, Porfiry Vladimirych: "
«Как жила твоя сестрица беспутно, так и умерла, покинув мне на шею своих двух щенков…»
"Your dear sister died as she lived, indecently, and now her two children are hanging round my neck."
Вообще, как ни циничным может показаться это замечание, но справедливость требует сознаться, что оба эти случая, по поводу которых произошло «выбрасывание кусков», не только не произвели ущерба в финансах Арины Петровны, но косвенным образом даже способствовали округлению головлевского имения, сокращая число пайщиков в нем.
What we are going to say may seem cynical, but we feel it our duty to state that the granting of the heritage to Stepan and Anna did not by any means impair Arina Petrovna's financial condition. On the contrary, in reducing the number of shareholders it contributed indirectly to the rounding out of the family estate.
Ибо Арина Петровна была женщина строгих правил и, раз «выбросивши кусок», уже считала поконченными все свои обязанности относительно постылых детей.
For Arina Petrovna was a woman of strict principles, and once having "thrown them a bone," she considered her obligations toward her unloved children completely and definitely settled.
Даже при мысли о сиротах-внучках ей никогда не представлялось, что со временем придётся что-нибудь уделить им.
In regard to her grandchildren it never entered her mind that in due time she would have to part with something for them.
Она старалась только как можно больше выжать из маленького имения, отделенного покойной Анне Владимировне, и откладывать выжатое в опекунский совет. Причём говорила:
All she cared for was to draw all the income possible from the small estate of her deceased daughter and deposit it in the Chamber of Trustees. "
— Вот и для сирот денежки прикапливаю, а что они прокормлением да уходом стоят — ничего уж с них не беру!
"There I am," she would say, "laying by money for the orphans. For feeding and bringing them up I take nothing from them.
За мою хлеб-соль, видно, бог мне заплатит!
For the bread they eat it is God who will pay me."
Наконец младшие дети, Порфирий и Павел Владимирычи, находились на службе в Петербурге: первый — по гражданской части, второй — по военной.
As for the younger children, Porfiry and Pavel, they served in St. Petersburg, the former in a civil capacity, the latter in the army.
Порфирий был женат, Павел — холостой.
Porfiry was married; Pavel was an old bachelor.
Порфирий Владимирыч известен был в семействе под тремя именами: Иудушки, кровопивушки и откровенного мальчика, каковые прозвища ещё в детстве были ему даны Стёпкой-балбесом.
Porfiry Vladimirych was known in the family by three nicknames, Yudushka (diminutive of Judas), Bloodsucker, and Goody-goody Boy, which had been invented by Simple Simon.
С младенческих лет любил он приласкаться к милому другу маменьке, украдкой поцеловать ее в плечико, а иногда и слегка понаушничать.
From his early childhood Porfiry had been oddly intent upon currying favor with his "dear mamma" and showed a tendency to play the sycophant.
Неслышно отворит, бывало, дверь маменькиной комнаты, неслышно прокрадётся в уголок, сядет и, словно очарованный, не сводит глаз с маменьки, покуда она пишет или возится со счетами.
He would open the door of his mother's room softly, creep noiselessly into a corner, and sit there, as if entranced, with his eyes fixed on his mother while she wrote or busied herself with accounts.
Но Арина Петровна уже и тогда с какою-то подозрительностью относилась к этим сыновним заискиваньям.
Even in those days Arina Petrovna regarded her son's efforts to insinuate himself into her good graces with vague suspicion. His stare puzzled her.
И тогда этот пристально устремлённый на нее взгляд казался ей загадочным, и тогда она не могла определить себе, что именно он источает из себя: яд или сыновнюю почтительность.
She could not decide what his eyes expressed, whether venom or filial reverence. "
— И сама понять не могу, что у него за глаза такие, — рассуждала она иногда сама с собою, — взглянет — ну, словно вот петлю закидывает.
"I cannot make out what is in his eyes," she sometimes argued with herself. "His glance is like a noose which he is getting ready to throw.
Так вот и поливает ядом, так и подманивает!
He might look like that handing a person poison or enticing him into a pitfall."
И припомнились ей при этом многознаменательные подробности того времени, когда она ещё была «тяжела» Порфишей.
In this connection she often recollected highly significant details of the time she was carrying Porfisha.
Жил у них тогда в доме некоторый благочестивый и прозорливый старик, которого называли Порфишей-блаженненьким и к которому она всегда обращалась, когда желала что-либо провидеть в будущем.
An old man called Porfisha the Saint was at that time living in the manor. He had the reputation of a seer, and Arina Petrovna turned to him whenever she wanted to learn something about the future.
И вот этот-то самый старец, когда она спросила его, скоро ли последуют роды и кого-то бог даст ей, сына или дочь — ничего прямо ей не ответил, но три раза прокричал петухом и вслед за тем пробормотал:
She had asked him when she would be delivered of the child and whether it would be a boy or a girl; but the pious old man gave no direct answer. Instead he crowed three times like a cock and then mumbled:
— Петушок, петушок! востёр ноготок!
"Cockerel, cockerel, sharp claw!
Петух кричит, наседке грозит;
The cock crows and threatens the brood-hen;
наседка — кудах-тах-тах, да поздно будет!
the brood-hen — cluck! cluck!--but it will be too late!"
И только.
That was all he said.
Но через три дня (вот оно — три раза-то прокричал!)
Three days later (the seer crowed three times!)
она родила сына (вот оно — петушок-петушок!),
Arina Petrovna gave birth to a son ("cockerel! cockerel!")
которого и назвали Порфирием, в честь старца-провидца…
and named him Porfiry in honor of the old soothsayer.
Первая половина пророчества исполнилась;
The first half of the prophecy had been fulfilled;
но что могли означать таинственные слова:
but what could be the hidden meaning of the mysterious words, "the brood-hen — cluck!
«наседка — кудах-тах-тах, да поздно будет»? —
cluck!--but it will be too late?"
вот об этом-то и задумывалась Арина Петровна, взглядывая из-под руки на Порфишу, покуда тот сидел в своём углу и смотрел на нее своим загадочным взглядом.
Arina Petrovna often pondered over it, whenever her eyes fell on Porfisha, who sat in his nook with his enigmatic gaze fixed on her.
А Порфиша продолжал себе сидеть кротко и бесшумно и все смотрел на нее, смотрел до того пристально, что широко раскрытые и неподвижные глаза его подёргивались слезою. Он как бы провидел сомнения, шевелившиеся в душе матери, и вёл себя с таким расчётом, что самая придирчивая подозрительность — и та должна была признать себя безоружною перед его кротостью.
Meanwhile Porfisha kept on staring, quiet and meek, staring so intently that his wide-open, motionless eyes began to swim in tears, as if he vaguely sensed the doubts that tormented his mother's soul, and wished to behave so as to disarm her most persistent suspicion.
Даже рискуя надоесть матери, он постоянно вертелся у ней на глазах, словно говорил:
At the risk of annoying his mother, he constantly hovered about her, and the expression in his eyes seemed to say: "
«Смотри на меня!
"Look at me!
Я ничего не утаиваю!
I conceal nothing from you.
Я весь послушливость и преданность, и притом послушливость не токмо за страх, но и за совесть». И как ни сильно говорила в ней уверенность, что Порфишка-подлец только хвостом лебезит, а глазами все-таки петлю накидывает, но ввиду такой беззаветности и ее сердце не выдерживало.
I am all obedience and devotion, and, mind you, I am obedient and devoted not only from fear but also from loyalty."
И невольно рука ее искала лучшего куска на блюде, чтоб передать его ласковому сыну, несмотря на то, что один вид этого сына поднимал в ее сердце смутную тревогу чего-то загадочного, недоброго.
And although an inner voice constantly sounded warning that the young scoundrel was dangerous in spite of his wheedling and fawning, her heart could not resist such unremitting devotion and her hand involuntarily felt for the best piece in the dish to bestow upon the affectionate child. And yet the very sight of him at times awakened a vague fear of something puzzling and eery.
Совершенную противоположность с Порфирием Владимирычем представлял брат его, Павел Владимирыч.
The exact opposite of Porfiry was his brother, Pavel, the most perfect embodiment of absolute passivity.
Это было полнейшее олицетворение человека, лишенного каких бы то ни было поступков. Ещё мальчиком, он не выказывал ни малейшей склонности ни к ученью, ни к играм, ни к общительности, но любил жить особняком, в отчуждении от людей.
As a boy he manifested no inclination whatever for study, or games, or playing with other boys, but liked to keep to himself.
Забьётся, бывало, в угол, надуется и начнёт фантазировать. Представляется ему, что он толокна наелся, что от этого ноги сделались у него тоненькие, и он не учится. Или — что он не Павел-дворянский сын, а Давыдка-пастух, что на лбу у него выросла болона, как и у Давыдки, что он арапником щёлкает и не учится.
He would get into a corner, pout, and set to work building air castles, dreaming that he had gorged himself with oatmeal so that his legs had become thin and he had no lessons to learn, or else that he was Davidka, the shepherd, with a growing lump on his forehead, just like David's, and cracked a whip and had no lessons to learn.
Поглядит-поглядит, бывало, на него Арина Петровна, и так и раскипятится ее материнское сердце.
Arina Petrovna would gaze at him for a long time, and then her motherly feelings would well up:
— Ты что, как мышь на крупу, надулся! —
"Why do you sit there like a mouse on groats?"
не утерпит, прикрикнет она на него, — или уж с этих пор в тебе яд-то действует!
she would scold. "Is the poison working in you already?
нет того, чтобы к матери подойти:
Why don't you come over to your mother and say: '
маменька, мол, приласкайте меня, душенька!
'Mamenka darling, hug me?'"
Павлуша покидал свои угол и медленными шагами, словно его в спину толкали, приближался к матери.
Pavel would leave his place of refuge and slowly approach his mother, as if someone were pushing him from behind. "
— Маменька, мол, — повторял он каким-то неестественным для ребёнка басом, — приласкайте меня, душенька!
"Mamenka darling," he would repeat in a bass voice unnatural in a child, "hug me."
— Пошёл с моих глаз… тихоня!
"Get out of my sight, you sneak.
ты думаешь, что забьёшься в угол, так я и не понимаю?
You think if you get into your corner I don't understand.
Насквозь тебя понимаю, голубчик!
You are mistaken, my darling. I see through and through you.
все твои планы-проспекты как на ладони вижу!
Your plans and projects are as clear as if they were spread on the palm of my hand."
И Павел тем же медленным шагом отправлялся назад и забивался опять в свой угол.
And Pavel would just as slowly retrace his steps and bury himself again in his corner.
Шли годы, и из Павла Владимирыча постепенно образовывалась та апатичная и загадочно-угрюмая личность, из которой, в конечном результате, получается человек, лишенный поступков.
Years passed by, and Pavel Vladimirych gradually developed that apathetic, unaccountably gloomy character which often goes with absolute passivity.
Может быть, он был добр, но никому добра не сделал;
He was, perhaps, good, but he had done nobody any good;
может быть, был и не глуп, но во всю жизнь ни одного умного поступка не совершил.
he was, perhaps, not without some intelligence, but he had not achieved anything intelligent in his life.
Он был гостеприимен, но никто не льстился на его гостеприимство;
He was hospitable, but people did not like to avail themselves of his hospitality.
он охотно тратил деньги, но ни полезного, ни приятного результата от этих трат ни для кого никогда не происходило;
He spent money readily, but nothing good or pleasant came of his lavishness to anybody.
он никого никогда не обидел, но никто этого не вменял ему в достоинство;
He never harmed anybody, but that was not considered a merit.
он был честен, но не слыхали, чтоб кто-нибудь сказал:
He was honest, but no one had ever heard it said: "
как честно поступил в таком-то случае Павел Головлёв!
"How honorably Pavel Golovliov dealt in that affair!"
В довершение всего он нередко огрызался против матери и в то же время боялся ее, как огня. Повторяю:
It must be added that sometimes, not often, he snarled at his mother, although he feared her like poison.
это был человек угрюмый, но за его угрюмостью скрывалось отсутствие поступков — и ничего больше.
I repeat, he was an ill-tempered person, but back of his moroseness was nothing but sheer inertness.
В зрелом возрасте различие характеров обоих братьев всего резче высказалось в их отношениях к матери.
When the brothers reached maturity, the difference in their characters was most conspicuous in their relation to their mother.
Иудушка каждую неделю аккуратно слал к маменьке обширное послание, в котором пространно уведомлял ее о всех подробностях петербургской жизни и в самых изысканных выражениях уверял в бескорыстной сыновней преданности.
Yudushka punctually every week sent a lengthy epistle to "mother dear," in which he informed her in the greatest detail of all the minutiæ of his life in St. Petersburg, and assured her of his disinterested filial devotion in the most carefully selected terms.
Павел писал редко и кратко, а иногда даже загадочно, словно клещами вытаскивал из себя каждое слово.
As for Pavel, he wrote rarely, laconically, and sometimes even enigmatically, pulling every word out of himself with a pair of tongs, as it were.
«Деньги столько-то и на такой-то срок, бесценный друг маменька, от доверенного вашего, крестьянина Ерофеева, получил, — уведомлял, например, Порфирий Владимирыч, — а за присылку оных, для употребления на моё содержание, согласно вашему, милая маменька, соизволению, приношу чувствительнейшую благодарность и с нелицемерною сыновнею преданностью целую ваши ручки.
"My adorable friend and dear mother," is what Porfiry Vladimirych wrote, for instance, "I have received the money from the peasant Yerofeyev, and I send you my most heartfelt thanks for forwarding the sum, which, according to your gracious wish, dearest mamenka, is to be spent for my maintenance. I also kiss your hands with sincere filial devotion.
Об одном только грущу и сомнением мучусь: не слишком ли утруждаете вы драгоценное ваше здоровье непрерывными заботами об удовлетворении не только нужд, но и прихотей наших?!
What worries and grieves me is the thought that you are straining your precious health all too much by your ceaseless efforts to satisfy not only our needs, but our whims as well.
Не знаю, как брат, а я»…
I don't know what brother thinks, but I — --" etc., etc.
и т. д. А Павел, по тому же поводу, выражался:
As for Pavel, what he wrote on a similar occasion was: "
«Деньги столько-то на такой-то срок, дражайшая родительница, получил, и, по моему расчёту, следует мне ещё шесть с полтиной дополучить, в чем и прошу вас меня почтеннейше извинить».
"Dear mother, am in receipt of the money, and, according to my calculations, you still owe six and a half rubles, for which I beg to be graciously forgiven."
Когда Арина Петровна посылала детям выговоры за мотовство (это случалось нередко, хотя серьезных поводов и не было), то Порфиша всегда с смирением покорялся этим замечаниям и писал:
When Arina Petrovna wrote reprimanding the children for their extravagance — she did so rather frequently, although there was no serious necessity for it — Porfisha invariably received her rebuke submissively and replied: "
«Знаю, милый дружок маменька, что вы несёте непосильные тяготы ради нас, недостойных детей ваших;
"I am well aware, my dearest friend and mother, that you bear the heaviest burdens for the sake of us, your unworthy children.
знаю, что мы очень часто своим поведением не оправдываем ваших материнских об нас попечений, и, что всего хуже, по свойственному человекам заблуждению, даже забываем о сем, в чем и приношу вам искреннее сыновнее извинение, надеясь со временем от порока сего избавиться и быть, в употреблении присылаемых вами, бесценный друг маменька, на содержание и прочие расходы денег осмотрительным».
I know that often our behavior does not justify your motherly solicitude, and what is worse, erring humans that we are, we often forget it, for which I apologize most devotedly and sincerely, in the hope that in the course of time I will overcome my weakness and be more prudent in my expenditure of the funds that you send, my adorable friend and mother, for my maintenance and for other purposes."
А Павел отвечал так:
Pavel would answer back: "
«Дражайшая родительница! хотя вы долгов за меня ещё не платили, но выговор в названии меня мотом беспрепятственно принимаю, в чем и прошу чувствительнейше принять уверение».
"Dearest mother, though you have not as yet paid any of my debts, I accept most submissively the name of spendthrift which you choose to bestow upon me, whereof I beg most sincerely to accept my assurance."
Даже на письмо Арины Петровны, с извещением о смерти сестрицы Анны Владимировны, оба брата отозвались различно.
Even the replies that the brothers made to the letter announcing the death of their sister, Anna Vladimirovna, were quite different from each other.
Порфирий Владимирыч писал:
Porfiry Vladimirych said: "
«Известие о кончине любезной сестрицы и доброй подруги детства Анны Владимировны поразило моё сердце скорбию, каковая скорбь ещё более усилилась при мысли, что вам, милый друг маменька, посылается ещё новый крест, в лице двух сирот-малюток.
"The news of the death of my dear sister and good playmate, Anna Vladimirovna, has filled my heart with sorrow, a sorrow aggravated by the thought that a new cross has been given you to bear, dearest little mother, in the shape of two little orphans.
Ужели ещё недостаточно, что вы, общая наша благодетельница, во всем себе отказываете и, не щадя своего здоровья, все силы к тому направляете, дабы обеспечить своё семейство не только нужным, но и излишним?
Is it not sufficient that you, common benefactress to us all, deny yourself everything and, without sparing your health, concentrate all your power on the sole object of assuring the family not only the necessaries of life but also the luxuries?
Право. хоть и грешно, но иногда невольно поропщешь.
Believe me, it is a wicked thing to do, but now and then, I confess, I cannot refrain from grumbling.
И единственное, по моему мнению, для вас, родная моя, в настоящем случае, убежище — это сколь можно чаще припоминать. что вытерпел сам Христос».
As far as I can see, the only solace for you, my dearest, in this state of affairs is to remember as often as you can all that Christ himself had to undergo."
Павел же писал:
Pavel's reply ran: "
«Известие о кончине сестры, погибшей жертвою, получил.
"The news of my sister, who has fallen a victim, I have received.
Впрочем, надеюсь, что всевышний успокоит ее в своих сенях, хотя сие и неизвестно».
I hope, however, that the Most High will rest her in His celestial tent, although this is uncertain."
Книга 1
BOOK I
Глава I
CHAPTER I
Глава II
CHAPTER II
Глава III
CHAPTER III
Глава IV
CHAPTER IV
Глава V
CHAPTER V
Книга 2
BOOK II
Глава I
CHAPTER I
Глава II
CHAPTER II
Глава III
CHAPTER III
Глава IV
CHAPTER IV
Глава V Не успела Арина Петровна сойти вниз, как на бугре у дубровинской церкви показалась коляска, запряжённая четверней. В коляске, на почётном месте, восседал Порфирий Головлёв без шапки и крестился на церковь; против него сидели два его сына: Петенька и Володенька.
Without a sign of haste, he descended from the carriage, waved his hand to the servants who rushed forward to kiss it, then put his palms together, and began to climb the steps slowly, whispering a prayer.
Глава VI
'Don't hurry and wait a while.
Глава VII
Arina Petrovna refused to see him.
Книга 3 Семейные итоги
It is true, she tried to dissuade her granddaughters from their purpose, but feebly, without conviction.
Глава I Никогда не приходило Арине Петровне на мысль, что может наступить минута, когда она будет представлять собой «лишний рот», — и вот эта минута подкралась и подкралась именно в такую пору, когда она в первый раз в жизни практически убедилась, что нравственные и физические ее силы подорваны. Такие минуты всегда приходят внезапно;
She was uneasy about the future in store for them;
Глава II Прошло лет пять со времени переселения Арины Петровны в Погорелку.
The modern French theatre is based on this reverence for hypocrisy.
Глава III Ноябрь в исходе, земля на неоглядное пространство покрыта белым саваном. На дворе ночь и метелица; резкий, холодный ветер буровит снег, в одно мгновение наметает сугробы, захлёстывает все, что попадётся на пути, и всю окрестность наполняет воплем.
The samovar made spirited music, now humming aloud with all its might, now falling into a doze, as it were, and snoring.
Глава IV
CHAPTER IV
Глава V
CHAPTER V
Глава VI
CHAPTER VI
Книга 4
BOOK IV
Глава I
CHAPTER I
Глава II
CHAPTER II
Глава III
CHAPTER III
Глава IV
CHAPTER IV
Глава V
CHAPTER V.
Глава VI
CHAPTER VI
Книга V
BOOK V
Глава I
CHAPTER I
Глава II
CHAPTER II
Глава III Седьмой час вечера.
It was seven o'clock in the evening.
Книга 6
BOOK VI
Глава I
CHAPTER I
Глава II
CHAPTER II
Глава III
CHAPTER III
Глава IV
CHAPTER IV
Книга 7
BOOK VII
Глава I
CHAPTER I
Глава II
CHAPTER II
Глава III
CHAPTER III
Глава IV
CHAPTER IV
Глава V
CHAPTER V

Get short URL
Text alignment