Так ли уж мудр был царь Соломон? Поднявшись поутру, мы перебрали добычу, взятую бандой на пароходе, – там были башмаки, одеяла, одежда и уйма других вещей, и множество книг, и подзорная труба, и три коробки сигар. |
Такого богатства мы отродясь в руках не держали. |
И прежде всего, сигар. |
Всю вторую половину дня мы провалялись в лесу – то разговаривали, то я книжки читал, в общем, было здорово. |
Я рассказал Джиму, как все происходило на пароходе, а после на переправе, сказал, что вот это и есть приключение; а Джим ответил, что он этими приключениями по горло сыт. |
Сказал, что, когда я полез в палубную надстройку, а он дополз до плота и увидел, что тот исчез, так чуть не помер, потому как рассудил: куда ни кинь, ему везде клин выходит; если его не спасут, он утопнет, а если спасут, так мигом отправят обратно в город, чтобы награду за него получить, и уж тогда-то мисс Ватсон наверняка продаст его на Юг. Конечно, он был прав, он вообще почти всегда был прав, голова у него ух как варила – для негра, то есть. |
Я долго читал Джиму вслух про царей, королей, и герцогов, и графов и про то, как фасонисто они одевались, сколько в них было шику, и как они называли друг друга «ваше величество», да «ваша милость», да «ваше лордство» и тому подобное, а чтобы просто «мистер» сказать, так это ни-ни. У Джима аж глаза на лоб вылезли, до того ему было интересно. |
А потом он и говорит: |
–Вот не знал, что их так много. |
Я и не слыхал про них никогда, разве что про старого царя Соллермана, да ещё на картах портреты видел, если, конечно, там настоящие короли. |
А сколько ж они получают? |
–Получают? – |
говорю, – да если им захочется, они могут хоть тысячу долларов в месяц получать. Сколько хотят, столько и получают, тем более все и так ихнее. |
–Здорово, верно? |
А чего им делать приходится, а, Гек? |
–Им-то? |
Ничего не приходится. |
Нашёл о чем говорить! |
Сидят себе на месте и все. – Да неужели? |
–А то. Сидят и сидят, – ну, разве, война где начнётся, тогда воевать идут. |
А так, просто баклуши бьют, или с соколами охотятся, или ещё... чш!... |
ты слышал? |
Мы побежали к берегу, оглядели реку – нет, ничего, это колеса парохода, обходившего мыс, по воде шлёпали, – и вернулись назад. |
–Да, – говорю я, – а иногда, если уж совсем невмоготу от скуки станет, король или там царь начинает к парламенту придираться и чуть что не по нем, сейчас головы рубит. |
Хотя большую часть времени короли да цари в гареме торчат. |
–Где-где? |
–В гареме. |
–В каком таком гареме? |
–Ну, это место такое, где они жен держат. |
Ты что, про гарем не слышал? |
Он и у царя Соломона имелся – у него ж миллион жен было, без малого. |
–А, ну да, верно – я и забыл совсем. |
Гарем, это, я так понимаю, навроде пансиона. А при нем ещё, наверное, детская есть, вот где шуму-то! |
Да и жены, небось, все время собачатся, тоже гвалту не оберешься. |
А говорят ещё, что мудрее Соллермана никого на свете не было. |
Чего-то мне не верится. |
Потому как – разве стал бы мудрый человек жить все время в таком тарараме? |
Нет, не стал бы. Мудрый бы, тогда уж, построил котловую фабрику, да и ходил бы в нее, когда ему отдохнуть приспичит. |
–Ну нет, он все равно мудрее всех был, мне так сама вдова говорила. |
–Не знаю я, чего там говорила вдова, а только не был он мудрым и все тут. |
Уж такие глупости вытворял, каких я не видал никогда. |
Помнишь, как он того младенца собрался пополам разрубить? |
–Да, мне вдова и про это рассказывала. |
–Ну так! |
Глупее этого можно чего-нибудь придумать? |
Вот погоди минутку. |
Допустим, вон тот пень, вон тот, – это одна из женщин, ты – другая, я – Соллерман, а эта долларовая бумажка – младенец. |
Каждая женщина уверяет, что младенец ее. |
И что я делаю? |
Обхожу ихних соседей, выясняю, чья это бумажка, и отдаю ее хозяйке, все чин чином, да? – смышлёный-то человек ведь так бы и поступил, верно? |
Ну уж нет, я этот доллар пополам рву и отдаю каждой женщине по половинке. |
Вот это Соллерман и с младенцем проделать собирался. |
А теперь ты мне скажи: нужна тебе половинка доллара? |
Сможешь ты на нее хоть что-то купить? |
А половинка младенца, она на что годится? |
Да я бы и за миллион таких половинок ни цента не дал. |
–Погоди, Джим, ты просто не понял, в чем тут суть, – черт, да ты к ней и на тысячу миль не подошёл. |
–Кто? |
Я? |
Поди ты! |
Ты мне про суть не рассказывай. |
Я если вижу что толковое, так и понимаю – оно толковое, а в этом деле толк и рядом не лежал. |
Женщины-то не о половинке младенца спорили, а о целом, и если человек надумал помирить их, выдав каждой по полмладенца, так значит у него в башке хоть шаром покати. |
Нет, ты мне про Соллермана не толкуй, Гек, я его как облупленного знаю. |
–Да говорю ж я тебе, ты самой сути не понял. |
–Пошла бы она, твоя суть. |
Я если чего знаю, то уж знаю накрепко. |
Я тебе так скажу, настоящую суть надо совсем в другом месте искать. |
Настоящая в том, как этого твоего Соллермана воспитали. |
Ты возьми человека, у которого ребёнок всего один, – да хоть и двое, – станет он младенцами налево-направо разбрасываться? |
Не станет, потому как ему это не по карману. |
Уж он-то понимает: детишек ценить надо. |
А теперь возьми такого, у которого по дому пять миллионов младенцев ползают, это ж совсем другое дело. |
Ему что младенца пополам разрубить, что кошку, все едино. |
Так и так их целая куча останется. |
Младенцем больше, младенцем меньше, – велика Соллерману разница, плевать он на них на всех хотел! |
Никогда я такого негра не видел. |
Если вобьёт себе что в башку, – считай, все, обратно не выбьешь. |
Отрастил на Соломона зуб, какого я ни у одного негра не встречал. |
Ну я и затеял разговор про других царей с королями, ну его, думаю, совсем, Соломона-то. |
И рассказал Джиму про Людовика Шестнадцатого, которому во Франции давным-давно голову отрубили, и про его мальчишку, которого все дольфином называли, – как он должен был стать королём, да только его сцапали и посадили в тюрьму, там он, сказывают, и помер. |
–Бедный мальчик. |
–Правда, некоторые говорят, что он оттуда выбрался – сбежал и в Америку уехал. |
–Вот это хорошо. |
Только ему тут одиноко, наверное, королей-то у нас нет – или есть, а, Гек? |
–Нет. |
–Тогда он и работы хорошей не найдёт. |
Чего же он делать-то станет, а? |
–Ну, не знаю. |
Может, в полицию устроится, а может, станет людей учить как по-французски говорить. |
–Погоди, Гек, а разве французы не по-нашему говорят? |
–Нет, Джим, если бы ты их услышал, то ни одного слова не понял бы – ни единого! |
–Не знаю, но только так оно и есть. |
Я как-то наткнулся в одной книжке на ихнюю тарабарщину. |
Вот представь, подходит к тебе человек и говорит: «Бурли-во-френци» – что бы ты подумал? |
–Да я бы и думать ничего не стал. Проломил бы ему башку и все – если, конечно, он не белый. |
Негру я ни одному так обзываться не позволю. |
–Ну и глупо, потому что никак он тебя не обзывал. |
Он просто поинтересовался: умеешь ты по-французски разговаривать. |
–Черт, а чего ж он так и не спросил? |
–А он как раз и спросил. |
Французы так об этом и спрашивают. |
–Ну, это уж просто смешно, я про такое и слушать больше не желаю. |
Чушь какая-то. |
–Послушай, Джим, кошка по-нашему говорить умеет? |
–Нет, не умеет. |
–А корова? |
–И корова не умеет. |
–А по-коровьему кошка говорит – или корова по-кошачьему? |
–Обе не говорят. |
–Выходит, это и правильно, и естественно, что говорят они по-разному, так? |
–Конечно. |
–И правильно, и естественно, что говорят они не по-нашему. |
–Правильно, а то как же? |
–Ну вот, разве не выходит тогда, что и для француза правильно и естественно не по-нашему говорить? |
Ответь-ка. |
–Кошка она кто, человек? А Гек? |
–Нет. |
–Тогда какой же ей смысл по-человечьи разговаривать? |
А корова разве человек? – |
или она кошка? |
–Ни то, ни другое. |
–Значит, и не ее это дело – по-кошачьи говорить или по-нашему. |
Ну а француз, он кто – человек? |
–Человек. |
–Вот видишь! |
Какого же тогда черта он-то по-человечьи не говорит? |
Ответь-ка, Гек! |
Я понял, что только воздух попусту сотрясаю – все равно негра спорить по-людски не научишь. |
И бросил это дело. |
Больше я с ним таких грязных шуток не разыгрывал, да и ту не сыграл бы, кабы знал наперёд, что он так расстроится. |
|