Глава II. |
Страшная клятва нашей шайки На цыпочках, пригибаясь, чтобы не цеплять головами ветки, направились мы к дальнему краю парка вдовы. |
А когда проходили мимо кухни, я наступил на сухой сучок, нашумел. Ну, мы оба присели на корточки и замерли. |
В двери кухни сидел здоровенный негр мисс Ватсон, Джим, – мы его ясно видели, потому что за спиной у него свет горел. |
Он встал, вытянул шею и с минуту прислушивался. |
А потом говорит: |
– Кто это тут? |
Послушал ещё, а после прошёлся немного на цыпочках и остановился прямо между нами, так что мы до него дотронуться могли бы, почти. |
Ладно, минуты проходят, ни звука не слышно, и все мы так близко один от другого. |
Тут у меня коленка начинает чесаться, а поскрести-то ее я не могу, за ней зачесалось ухо, за ним спина, прямо между лопатками. |
Мне казалось, что если я не почешусь, то помру. |
А вдова Дуглас, она вроде как усыновила меня и надумала сделать из меня цивилизованного человека, но только жить все время в ее доме было тяжело, потому как там все оказалось устроенным по разным унылыми правилам, все чин-чином, так что я, в конце концов, не выдержал и смылся. |
Напялил моё старое тряпье, снова поселился в бочке из-под сахара и зажил на свободе в своё удовольствие. |
Однако Том Сойер отыскал меня и сказал, что собирается сколотить шайку разбойников и меня в нее примет, если я вернусь к вдове и стану приличным человеком. |
Я и вернулся. |
Вдова поплакала надо мной, обозвала меня бедной заблудшей овечкой и всякими другими словами, но вовсе не потому, что обидеть хотела. |
Снова на меня новый костюмчик напялили, в котором только одно хорошо и получалось – потеть да от неудобства корчиться. |
В общем, пошло все по-старому. |
Опять к ужину колокольчик зазвонил, значит надо к столу идти да не запаздывать. |
А как придёшь, то сразу есть нельзя, подожди, пока вдова не склонит над снедью голову и не побормочет немного, хотя еда была как еда – нормальная, если не считать того, что варилось для нее все по отдельности. |
То ли дело жизнь в бочке: намешаешь всякую всячину, каждая из них сочок даст и всё им пропитается – и жевать не надо, само в глотку идёт. |
После ужина вдова достала книгу и почитала мне про Моисея в камышах. Поначалу мне страх как хотелось узнать, чего там с ним дальше было, но потом вдова проговорилась, что Моисей давным-давно помер и мне стало неинтересно – чего это ради я про покойника-то слушать буду? |
Потом мне захотелось покурить, и я попросил у вдовы разрешения. |
И не получил. Вдова сказала, что это дурная, нечистая привычка, что я должен постараться избавиться от нее. |
Такое нередко случается. |
Набрасывается человек на что-нибудь, в чем ни аза не смыслит. |
Вот и вдова – волнуется насчёт Моисея, который ей даже не родственник, да и проку от него никому никакого – он же помер, верно? – и при этом виноватит меня за привычку, в которой хоть что-то приятное есть. |
А сама, между прочим, табачок-то нюхает и ничего, все правильно, – это ж она делает, а не кто другой. |
А в скором времени приехала, чтобы жить с нами, ее сестра, мисс Ватсон, тощая такая старая дева в очках, и тут же прицепилась ко мне с прописями. |
Целый час приставала, пока вдова ее не окоротила. |
Да и то сказать, я бы больше не выдержал. |
А в следующий час я и вовсе чуть не пропал со скуки, я его весь на стуле просидел, вернее, проерзал. |
Ну и мисс Ватсон, конечно, завелась: «Не клади сюда ноги, Гекльберри», да «Не горбись так, Гекльберри, сядь прямее», да «Не зевай и не потягивайся, Гекльберри, постарайся вести себя прилично». |
А потом начала мне про ад втолковывать, а я возьми да и брякни, что хотел бы туда попасть. |
Она прямо осатанела, хотя я ж никого обидеть вовсе и не думал. |
Я только одного и хотел – оказаться в каком-нибудь другом месте, ну, обстановку сменить, а уж на какую, это мне было без разницы. |
А она давай разливаться насчёт того, какие плохие слова я сказал, она, дескать, таких ни за что на свете не сказала бы, уж она-то постарается жить так, чтобы попасть на небеса. |
Мне как-то не улыбалось оказаться в одном месте с ней, и я решил, что особенно напрягаться ради этого не буду. |
Однако говорить ничего не стал, – проку-то, одни только новые неприятности наживёшь. |
А она уже разошлась вовсю, так про эти самые небеса и разливается. |
Говорит, все, что там требуется от человека, это ходить день-деньской с арфой и петь – и так во веки веков. |
Мне и это не шибко понравилось. |
Но я опять промолчал. |
Только спросил, как она думает, попадёт туда Том Сойер? – |
и она ответила, что ни в коем разе. |
Меня это обрадовало, потому как мне хотелось, чтобы мы с ним в одно место попали. |
В общем, изводила меня мисс Ватсон, изводила и стало мне, наконец, совсем невмоготу. Но тут пришли негры, мы все помолились, а потом разошлись по кроватям. |
Я поднялся с огарком в мою комнату, поставил его на стол, сел в кресло у окна и попробовал подумать о чем-нибудь весёлом – да куда там. |
Мне до того одиноко было, что просто сдохнуть хотелось. |
Сияли звезды, листья в лесу шуршали страх как печально, я слышал, как далеко-далеко ухает сова, рассказывает про кого-то, кто уже помер; слышал, как козодой и собака наперебой оплакивают кого-то ещё, кому это в скорости предстоит; ветерок пытался нашептать мне что-то, а я не мог ничего разобрать и меня от этого холодная дрожь пробирала. |
А потом из леса понеслись звуки, какие издаёт привидение, которому охота рассказать о том, что у него на уме, да не получается, и от этого оно лежать спокойно в могиле не может, ну и вылезает из нее каждую ночь – погоревать. |
И я до того перепугался и затосковал, что пожелал себе ну хоть какой-нибудь компании. |
Как вдруг смотрю, по плечу у меня паучок ползёт, я и сбил его щелчком, да прямиком в пламя свечи – ахнуть не успел, а он уже весь скукожился. |
Ну, до чего это дурной знак, объяснять вам не надо, я аж затрясся от страха, так что с меня чуть штаны не свалились. |
Вскочил на ноги, трижды обернулся вокруг себя, каждый раз крестя грудь, а потом перевязал ниточкой клок моих волос, – это чтобы ведьмы от меня подальше держались. |
Однако уверенности особой не испытывал. |
Такие штуки хороши, если человек найдёт лошадиную подкову, да тут же ее и потеряет, не успев к двери прибить, а вот чтобы они помогали отгонять напасти, когда ты паука убьёшь, этого я что-то не слыхал. |
Я снова сел, продолжая трястись от страха, вытащил трубку, чтобы покурить – в доме уже мёртвая тишь стояла, так что вдова ничего не узнала бы. |
Ну вот, а спустя долгое время в городе забили часы – бум-бум-бум – двенадцать ударов, и снова все стало тихо, тише, чем прежде. |
И скоро я услышал, как в темноте среди деревьев треснул сучок, – кто-то там шебуршился. |
Я замер, вслушиваясь. |
И еле-еле расслышал долетевшее оттуда «мяу, мяу». |
Я как можно тише ответил: «мяу, мяу», погасил огарок и выбрался через окно на навес. |
А оттуда соскользнул на землю, прокрался между деревьями – и, пожалуйста, под ними меня ждал Том Сойер. |
Все сказали, что клятва отличная и спросили у Тома, сам ли он ее выдумал – из своей головы? |
Он ответил, что кое-что выдумал, а остальное взял из книжек про разбойников и пиратов, потому как такая клятва имеется у каждой приличной шайки. |
Кто-то сказал, что неплохо было бы вырезать и семьи мальчиков, которые наши секреты выдают. |
Том назвал это хорошей мыслью, достал карандаш и вписал ее в клятву. |
И тут Бен Роджерс говорит: |
– А вот у Гека Финна и семьи никакой нет, чего же мы с ним делать будем? |
– Ну, отец-то у него есть, – говорит Том Сойер. |
– Отец-то есть, да поди-ка его поищи. |
Прежде-то он все больше в дубильне пьяным валялся, со свиньями, но теперь его уж больше года как в наших краях не видать. |
Обсудили они это дело и совсем уж решили в шайку меня не принимать, говоря, что у мальчика должна быть семья или ещё кто, кого можно убить, а иначе получится нечестно и несправедливо по отношению к другим членам банды. |
Придумать, как тут быть, никто не мог, все они зашли в тупик и умолкли. Я чуть не заплакал, но тут меня вдруг осенило, и я предложил им мисс Ватсон – пускай они ее убивают. |
И все сказали: |
Потом каждый проколол себе булавкой палец, чтобы расписаться кровью, ну и я тоже на той бумажке закорючку поставил. |
– А теперь, – говорит Бен Роджерс, – надо решить, чем будет заниматься наша шайка. |
– Только разбоем и убийствами, – ответил Том. |
– Нет, а делать-то мы чего будем? |
Дома обчищать или, там, скот угонять… |
– Чушь! |
Угонять скот и прочее это не разбой, а воровство, – говорит Том Сойер. – |
А мы не воры. |
В ворах нет настоящего блеска. |
Мы будем надевать маски, останавливать на дорогах кареты и экипажи, убивать людей и забирать их часы и деньги. |
– А убивать обязательно? |
– Конечно. |
Это самое лучшее. |
Правда, некоторые авторитеты иначе считают, но большинство думает, что лучше всех убивать – кроме тех, кого мы притащим в эту пещеру и будем держать здесь, пока они не выкупятся. |
– Выкупятся? |
Это как? |
– Ну, я не знаю. |
Но обычно разбойники так и поступают. |
Я об этом в книжках читал, значит, и нам придётся то же самое делать. |
– Но как же мы делать-то это будем, если не знаем что оно такое? |
– Проклятье, да мы просто обязаны делать это и все. |
Я же тебе говорю, так в книжках написано. |
Ты что, собираешься против книжек идти и поступать так, как тебе в голову взбредёт? |
– Говорить-то легко, Том Сойер, но как, бог ты мой, эта публика будет выкупаться, если мы ей ничего объяснить не сможем? |
Вот что я хотел бы знать. |
Скажи, как ты это понимаешь? |
– Да никак я не понимаю. |
Ну, может, держать их, пока они не выкупятся, значит держать, пока они не помрут. |
– А, ну вот это на что-то похоже. |
Это ответ. |
Чего же ты сразу-то не сказал? |
Ладно, будем держать их, пока они не выкупятся до смерти, хотя так мы с ними мороки не оберемся – они же все наши припасы сожрут и все время будут пытаться сбежать. |
– Скажешь тоже, Бен Роджерс! |
Как же они сбегут, когда мы к ним стражу приставим, готовую пристрелить их, если они хоть пальцем пошевелят? |
– Стражу! |
Ничего себе. |
Выходит, кому-то придётся торчать при них всю ночь и не спать только для того, чтобы следить за ними? |
По-моему, это дурь. |
Почему бы просто не взять хорошую дубину да и не выкупить их всех до единого, как только они сюда пожалуют? |
– Потому что этого в книжках нет, вот почему. |
Слушай, Бен Роджерс, ты хочешь все делать как положено – или не хочешь? Скажи. |
Ты полагаешь, люди, которые книжки пишут, не могут правильное от неправильного отличить, так что ли? |
Полагаешь, что ты их учить будешь? |
Нет уж, сэр, давайте-ка выкупать всех как следует. |
– Да ладно. |
Я не против, но, по-моему, это все-таки глупо. |
Слушай, а женщин мы тоже убивать будем? |
– Знаешь, Бен Роджерс, если бы я был таким невеждой, как ты, я бы вообще помалкивал. |
Женщин убивать, надумал тоже! |
Да такого ни в одной книжке не встретишь. |
Женщин следует приводить в пещеру и обходиться с ними, как положено воспитанному паиньке, а после они в тебя влюбляются и домой нипочём уходить не хотят. |
– Ну, если так, я не против, только опять же не понимаю, на черта это нужно. |
Этак у нас скоро в пещере протолкнуться негде будет от женщин да от тех, кто дожидается, когда его черед выкупаться придёт, – а разбойникам куда деваться прикажешь? |
Ну ладно, рассказывай дальше, я больше ничего не скажу. |
К этому времени маленький Томми Барнс заснул, а когда мы его разбудили, испугался, заплакал и сказал, что хочет домой, к маме, а бандитом больше быть не желает. |
Все стали смеяться над ним, обзывать плаксой, а он взъерепенился и заявил, что вот пойдёт сейчас и расскажет всем про наши секреты. |
Но Том дал ему пять центов, чтоб он помалкивал, а после сказал, что сейчас мы все разойдёмся по домам, а на следующей неделе опять соберёмся и ограбим кого-нибудь да убьём хоть пару человек. |
Бен Роджерс сказал, что каждый день ему из дома выбираться будет трудно, он только по воскресеньям может, и потому предложил в следующее воскресенье и начать, но остальные мальчики сказали, что по воскресеньям заниматься такими делами – грешно, чем этот разговор и закончился. |
Все согласились, что хорошо бы нам было сойтись как можно скорее и назначить день для разбоя, а после выбрали Тома Сойера атаманом шайки, Джо Харпера его главным подручным и отправились восвояси. |
На навес я вскарабкался и в окно моей комнаты влез ещё до рассвета. |
Новая одежда моя была вся в глине и свечном сале, а сам я устал, как собака. |
|