Сплошные сопли и тёмное вранье Новость облетела городок в две минуты, и к нам стали со всех сторон сбегаться люди, некоторые даже сюртуки на бегу натягивали. |
И скоро нас окружила настоящая толпа, шумевшая, как армия на марше. |
Все окна и дверные проёмы тоже заполнились людьми и каждую минуту кто-нибудь спрашивал через забор: |
–Это они? |
И кто-нибудь из шедших с нами отвечал: |
–А кто же ещё? |
Когда мы добрались до дома, улица перед ним была уже запружена народом, а три девушки стояли в его дверях. |
Мэри Джейн и впрямь оказалась рыжей, да ещё какой – ну и что с того? – все равно красива она была до чрезвычайности, а лицо и глаза ее сияли, как слава господня, до того обрадовал бедняжку приезд дядьёв. |
Король раскинул руки и Мэри Джейн прямо-таки скакнула в его объятья, а сестра ее, которая с заячьей губой, – в объятия герцога, в общем, наобнимались они от души! |
И почти все, особенно женщины, обливались слезами радости, видя такое их счастье. |
Потом король дёрнул герцога за рукав – исподтишка, но я-то заметил, – а после поозирался по сторонам и увидел гроб, стоявший на двух стульях в углу гостиной, и они с герцогом обняли друг друга за плечи и, утирая, каждый, свободной рукой глаза, медленно и чинно направились к нему, и все отступали в сторонку, расчищая им путь, разговоры и шум прекратились, слышалось только «Чш!», |
а после мужчины сняли шляпы и склонили головы, и тишина наступила такая, что, если бы булавка на пол упала, все бы это услышали. |
А моя парочка жуликов подошла к гробу, заглянула в него и заревела так, что их, небось, и в Орлеане слышно было, и обхватили они друг друга за шеи, упёрлись подбородками один другому в плечи, и минуты три, а то и четыре, такие слезы проливали, каких я и не видел никогда. |
Да и все прочие тоже прослезились и черт знает какую сырость развели. |
Потом король и герцог разошлись по двум сторонам гроба, опустились на колени, прижались к нему лбами и вроде как молиться начали, про себя. |
Ну, должен вам сказать, на толпу это подействовало – лучше некуда – все зарыдали в голос, и бедные девушки тоже, и чуть ли не все женщины начали их утешать: поочерёдно подходить к ним, торжественно целовать, не произнося ни слова, в лобики, гладить по головкам, воздевать, продолжая лить слезы, взгляды к небесам и отходить, плача и утирая глаза, чтобы, значит, следующей место уступить. |
Вот, ей-богу, ничего гнуснее я в жизни не видел. |
Ладно, в конце концов, король встал, отошёл малость от гроба и, собравшись с силами, произнёс прочувствованную речь – сплошные сопли и тёмное вранье, – насчёт того, каким тяжким испытанием стала для него и для его бедного брата и утрата покойного, и то, что они не застали его живым, проделав долгий путь в четыре тысячи миль, однако это испытание искупается и очищается добрым сочувствием и святыми слезами собравшихся, и потому он благодарит их от всего сердца – своего и брата тоже, – ибо слова слишком слабы и холодны, чтобы выразить... – ну и прочая чушь и дребедень в этом роде, так что, под конец меня аж тошнить начало; а закончил он благочестивым «аминь!» и рыданием совсем уж душераздирающим. |
И в ту же минуту кто-то запел благодарственный гимн и все подхватили его, и пели во всю мочь, и у меня даже на душе полегчало, как в церкви. |
Хорошая вещь, музыка – после всех этих медоточивых речей и лицемерного вздора она казалась такой честной, такой красивой, что сердце радовалось. |
Ну а после король опять балабонить начал – мол, он и брат его будут рады, если близкие друзья покойного поужинают с ними этим вечером и помогут обрядить бренные останки Питера, и он-де знает, чьи имена назвал бы сейчас его лежащий вон там брат, если бы мог говорить, ибо имена эти он часто упоминал в своих письмах, и потому, он, король то есть, имеет возможность назвать их и сам, вот они: преподобный мистер Хобсон, священник Лот Говей, и мистер Бен Ракер, и Эбнер Шаклфорд, и Леви Белл, и доктор Робинсон, и их, и вдова Бартли. |
Преподобный Хобсон и доктор Робинсон находились в это время на другом конце городка, промышляли там на пару – то есть, доктор помогал больному тихо-мирно перекочевать на тот свет, а проповедник объяснял бедолаге, как добраться туда самым кротким путём. |
Адвокат Белл уехал по каким-то делам в Луисвилль. |
Ну а все остальные тут были и стали подходить к королю, и жать ему руку, и благодарить его, и утешать, а после каждый жал руку герцогу, но уже молча – просто улыбаясь и головой кивая, ни дать ни взять болванчики, – а герцог вертел в воздухе пальцами и, не закрывая рта, бубнил: «Гу-гу-гу-агу-агу», точно дитя, которое говорить ещё не выучилось. |
А король продолжал разглагольствовать, задавая вопросы чуть ли не обо всех жителях городка и даже об их собаках, называя имена и клички, упоминая о разных случившихся здесь тогда-то и тогда-то событиях и перебирая случаи из жизни Джорджа и Питера. |
И то и дело давал понять, что ему об этом Питер писал – врал, разумеется, все это он вытянул из юного простофили, которого мы в челноке к пароходу подвозили. |
Потом Мэри Джейн вручила ему оставленное дядей письмо, и король зачитал его вслух и облил слезами. |
В письме говорилось, что жилой дом и три тысячи долларов золотом остаются девочкам, а дубильня (так и продолжавшая работать, принося хороший доход), и другие дома, и земля (общей стоимостью в семь тысяч долларов), и ещё три тысячи золотом переходят во владение Гарвея с Уильямом. А кроме того, в письме говорилось, что вся наличность – шесть тысяч – спрятана в погребе дома, и указывалось, где именно. |
Ну, король объявил, что он с братом сей минут спустятся в погреб и найдут золото, и поделят его честь по чести, и велел мне взять свечу и идти с ними. |
Они плотно закрыли за собой дверь погреба, отыскали мешок с золотыми монетами и высыпали их на пол – зрелище получилось на славу. |
И как же засветились глаза короля! |
Хлопнул он герцога по плечу и говорит: |
–Здорово, а! |
И ведь мы эти денежки за красивые глаза получили! |
Что, Билджи, это вам не «Совершенство» разыгрывать, верно? |
Герцог с ним согласился – верно. |
Они зарылись руками в груду монет, потрясли их в горстях, снова ссыпали на пол, со звоном, а потом король сказал: |
–Ну, ничего не скажешь, изображать братьев покойного богача и его заграничных наследников – самые для нас с вами подходящие роли, Билджи. |
Вот что значит – полагаться на Провидение. |
В конечном счёте, лучше ничего не придумаешь. |
Я чего только не перепробовал и точно могу сказать – это самое разлюбезное дело. |
Каждый, кто огрёб бы такую груду золота, обрадовался бы да и дело с концом, но эти нет – эти решили свои денежки пересчитать. |
Ну и пересчитали и оказалось, что их не шесть тысяч, а на четыреста пятнадцать долларов меньше. |
Король и говорит: |
–Черт подери, куда ж эти четыреста пятнадцать подевались? |
Они даже испугались немножко, обшарили все вокруг, но ничего не нашли. |
Герцог говорит: |
–Ладно, человек он был уже больной, мог и ошибиться – думаю, так оно и случилось. |
Самое верное – помалкивать на этот счёт. |
Как-нибудь и без них обойдёмся. |
–Проклятье, обойтись-то мы, разумеется, обойдёмся. |
Меня не столько деньги заботят, сколько то, что нам их пересчитывать придётся. |
Вы ж понимаете, мы с вами люди как бы прямые и честные. |
Мы должны оттащить эти деньги наверх, пересчитать их при всех, чтобы никто ничего не заподозрил. |
И если покойник сказал – шесть тысяч, – нам вовсе не нужно, чтобы... |
–Постойте-ка, – говорит герцог. – |
Мы же можем восполнить недостачу. И давай шарить по карманам, деньги вытаскивать. |
–Превосходная мысль, герцог, все-таки здорово у вас котелок варит, – говорит король. – Опять нас «Совершенство» выручает, не сойти мне с этого места. |
И тоже стал доставать из карманов золотые монеты и складывать их столбиками. |
В итоге, остались они почти без гроша, однако денег ровно до шести тысяч наскребли. |
–Знаете, – говорит герцог, – у меня ещё одна идея возникла. |
Давайте поднимемся сейчас наверх, пересчитаем деньги, а после отдадим их девчонкам. |
–Отличная идея, герцог, дайте я вас обниму! |
Роскошная, до лучшей никто бы не додумался. |
Поразительная все-таки у вас голова, никогда такой не встречал. |
Да, это будет всем финтам финт, и говорить не о чем. |
Если у кого и возникли подозрения на наш счёт, такой фокус их мигом угомонит. |
Мы поднялись наверх, все собрались у стола, король начал пересчитывать деньги, складывая монеты столбиками, по триста долларов в каждом, – и столбиков получилось ровно двадцать. |
Все смотрели на них несытыми глазами и облизывались. |
Потом монеты ссыпали обратно в мешок, и я увидел, как король выпячивает грудь, собираясь закатить ещё одну речугу. |
И закатил: |
–Друзья, наш бедный брат, что лежит вон там, проявил щедрость к тем, кого оставил в сей юдоли скорбей. |
Щедрость к бедным овечкам, коих он так любил и приютил под своим кровом, когда они лишились отца и матери. |
И мы, все, кто знал его, знаем, что он был бы к ним ещё щедрее, когда бы не убоялся поранить мои и Уильяма чувства. |
Разве не так? |
Я нисколько в этом не сомневаюсь. |
Но какими же братьями оказались бы мы, если бы встали в столь скорбное время у него на пути? |
И какими же мы оказались бы дядьями, коли ограбили б – да, ограбили – бедных, кротких овечек, коих он так любил в столь скорбное время? |
Насколько я знаю Уильяма, а я думаю, что знаю моего брата, он... впрочем, я просто спрошу у него. |
Поворачивается он к герцогу и начинает выделывать руками всякие знаки, а герцог некоторое время тупо смотрит на короля, дурак-дураком, но потом до него вроде как доходит, и он бросается к королю, гугукая во все горло от радости, и раз пятнадцать подряд обнимает его. |
Тогда король говорит: – Я так и знал и, полагаю, это убедило всех вас в его чувствах. |
Так вот, Мэри Джейн, Сьюзен, Джоанни, возьмите эти деньги – возьмите их все. |
Это дар от того, кто лежит вон там, хладный, но счастливый. |
Мэри Джейн бросилась к нему, Сьюзен с Заячьей Губой к герцогу, и пошли у них такие объятья да поцелуи, каких я сроду не видал. |
А все остальные пустили слезу и столпились вокруг мошенников, чтобы пожать и тому, и другому руку, и все повторяли: |
–Какой достойный поступок! – |
как мило! – |
ну кто бы на такое решился? |
Вот, а в скором времени все опять заговорили о покойном, о том, какой он хороший был человек, какая невосполнимая утрата, ну и так далее; и тут вошёл с улицы рослый мужчина с крепким таким подбородком, стоит, слушает, смотрит, но ничего не говорит; и к нему никто не обращается, потому что король опять завёлся и все ему в рот глядят. |
Я на его болтовню особого внимания не обращал, но вдруг слышу: |
– ...были особенно близкими друзьями покойного. |
Потому их и пригласили сюда на сегодняшний вечер. Однако завтра мы хотели бы видеть всех – всех и каждого, ибо он уважал каждого и каждого любил и, значит, будет правильным, если погребальное опоение станет публичным. |
И пошёл, и пошёл, уж больно ему нравилось самого себя слушать, и все приплетал к месту и не к месту погребальное опоение, пока у герцога терпение не лопнуло, – он написал на клочке бумаги: «Упокоение, старый вы идиот», сложил его, загугукал и передал через головы людей королю. |
Тот прочитал записку, сунул ее в карман и говорит: |
–Бедный Уильям, сколь он ни болен, но душа у него прямая и честная. |
Он просит меня пригласить на похороны всех, сказать, что мы каждому рады будем. |
Впрочем, беспокоится он напрасно, – я это только что сделал. |
И снова принялся рассусоливать как ни в чем не бывало, и пару раз ввернул своё погребальное опоение. |
А ввернув в третий раз, пояснил: |
–Я говорю опоение не потому, что это общепринятый термин, но потому, что он правильный. |
В Англии больше уже не говорят упокоение, это слово отмерло. Мы называем это событие опоением. |
Так оно лучше, потому что это слово точнее описывает то, чего все мы так ждём. |
Оно происходит от греческого опа – внешний, открытый, вне дома; и древне-иудейского ени, что означает закапывать, прикрывать, помещать вовнутрь. |
Отсюда следует, что погребальное опоение – это просто открытые публичные похороны. |
Вывернулся, нечего сказать, срам да и только. |
Тот, рослый, рассмеялся ему прямо в лицо. |
Все ахнули, залепетали наперебой: «Как можно, доктор!», |
а Эбнер Шаклфорд говорит: |
–Вы ещё не слышали нашей новости, Робинсон? |
Это – Гарвей Уилкс. |
Король разулыбался, протянул доктору свою клешню и спрашивает: |
–Так это близкий друг моего бедного брата, здешний доктор? |
Я... |
–Вы с рукой-то ко мне не лезьте! – |
перебивает его доктор. – |
Это у вас, стало быть, английский выговор такой, да? |
Худшая подделка, какую я когда-либо слышал. |
И вы – брат Питера Уилкса! |
Мошенник – вот кто вы такой! |
Ух, как они все переполошились! |
Бросились к доктору, стали его урезонивать, объяснять, что Гарвей раз уж сорок доказал, что он Гарвей и есть, что он всех здесь знает по именам, даже клички собак и те знает, стали упрашивать доктора, умолять даже, не ранить чувства Гарвея и бедных девушек – и так далее. |
Не помогло, доктор только распалился ещё пуще и заявил, что человек, выдающий себя за англичанина и подделывающий английский выговор так бездарно, как вот этот, заведомый проходимец и врун. |
Бедные девушки обнимали короля и плакали, а доктор вдруг обратился прямо к ним и сказал: |
–Я был другом вашего отца, друг я и вам. И как друг и честный человек, желающий защитить вас и оградить от горя и беды, говорю вам: повернитесь спиной к этому негодяю, гоните его, невежественного прохвоста, прочь вместе с его идиотским греческим и иудейским, как он их именует. |
Он просто жалкий самозванец, явившийся сюда с запасом пустых имен и фактов, которые выведал где-то, – вы принимаете их за доказательства, а они нужны ему лишь для того, чтобы одурачить вас и ваших глупых друзей, которым следовало бы быть хоть немного умнее. |
Мэри Джейн Уилкс, ты знаешь, что я твой друг, и друг бескорыстный. |
Так послушай же меня: прогони этого гнусного мерзавца – умоляю тебя. |
Прогонишь? |
Мэри Джейн вытянулась в струнку и, боже ж ты мой, ещё красивее стала! |
И говорит: |
–Вот мой ответ! – |
а после взяла мешок с деньгами, сунула его королю в руки и сказала: – Возьмите эти шесть тысяч и вложите их от нашего имени во что захотите, а расписка нам не нужна! |
И бросилась королю на шею с одного боку, а Сьюзен с Заячьей Губой – с другого. |
Тут все захлопали в ладоши, затопали в пол ногами, в общем, шум подняли страшный, а король стоит с высоко поднятой головой и гордо улыбается. |
Ну, доктор и говорит: |
–Что же, я умываю руки. |
Но предупреждаю всех: настанет время, когда вас будет тошнить при одной мысли об этом дне. |
И пошёл к двери. |
–Ладно, доктор, – говорит ему вслед король, да насмешливо так, – мы все же рискнём, а когда затошнит – пошлём за вами. Все захохотали и заговорили о том, как лихо король его отбрил. |
Поднялся в мою комнатку и стал прикидывать, как мне это дело обделать. Говорю себе: может, сбегать тайком к доктору, рассказать ему о наших проходимцах? |
Нет, не годится. |
Он же непременно на меня сошлётся, и тогда король с герцогом устроят мне развесёлую жизнь. |
Ладно, а если открыться Мэри Джейн? |
И это не пойдёт. |
Они по лицу ее все мигом поймут, схапают денежки и удерут, только их и видели. |
А если она позовёт кого-то на помощь, так пока эти люди разберутся, кто прав, кто виноват, успеют половину собак на меня повесить. |
Нет, выход у меня только один. Надо стибрить деньги, но так, чтобы на меня никто не подумал. |
Добра моим жуликам тут привалило немало, они не уедут, пока не оберут девушек, да и весь городок, до нитки, так что время у меня есть. |
Улучу момент, украду деньги, припрячу, а потом, спустившись по реке, напишу Мэри Джейн письмо про то, где они лежат. |
Хотя нет, думаю, украсть их лучше всего сегодня, потому что доктор, может, ещё и не отступился от своего, только вид такой сделал, – а ну как ему все же удастся вытурить отсюда короля с герцогом? |
Ну хорошо, думаю, пойду, обыщу их комнаты. |
В верхнем коридоре было темно, однако комнату герцога я отыскал и стал обшаривать ее на ощупь, но тут сообразил, что король никому такие деньги не доверил бы, он их наверняка у себя припрятал, и потому перешёл в его комнату и по ней шарить начал. |
И вскоре понял, что без свечи мне никак не управиться, а зажигать-то ее нельзя. |
Ну и надумал поступить иначе, спрятаться здесь и подслушать их разговор. Вдруг слышу, шаги приближаются, и решаю залезть под кровать, да только поди, найди ее в такой темнотище, и тут попадается мне под руку занавеска, которая платья Мэри Джейн прикрывала, и я – скок за нее, зарылся в платья и замер. |
Вошли они, дверь затворили, и герцог первым делом наклонился и под кровать заглянул. |
Уж так я обрадовался, что не нашёл ее в темноте. |
Хотя, оно конечно, если хочешь кого подслушать, так под кроватью тебе самое место и есть. |
Ну вот, уселись они, и король говорит: |
– Так в чем дело? |
Только давайте покороче, нам лучше скорбеть внизу со всеми прочими, а то они, глядишь, начнут там наши кости перемывать. |
– Понимаете, какая штука, Капет, что-то мне не по себе, тревожно как-то. |
Доктор этот из головы не идёт. |
Вот я и хочу понять, что вы задумали. |
У меня-то есть одна мысль и, полагаю, правильная. |
– Это какая же, герцог? |
– А такая, что лучше бы нам часиков около трёх ночи смыться отсюда без всякого шума и уйти вниз по реке с тем, что у нас уже имеется. |
Тем более, что деньги эти мы получили без всякого труда – нам же их отдали, они, можно сказать, сами на наши головы свалились, их даже красть не пришлось. |
Вот и давайте ноги делать, да поскорее. |
Ну, думаю, беда. |
Час-другой назад все было бы маленько иначе, а тут я до того расстроился, что прямо сердце упало. Однако король говорит: |
– Как это? |
Не распродав все остальное? |
Сбежать, точно парочка слабоумных, бросив собственность ценой в восемь-девять тысяч долларов, которая только и ждёт, чтобы мы ее заграбастали. |
И какая собственность – у нас ее с руками оторвут. |
Герцог забурчал, что хватит с них и мешка с золотом, что он не желает брать ещё один грех на душу, лишать сирот всего, что у них есть. |
А король отвечает: |
– Да о чем вы говорите! Ничего мы их, кроме этих денег, не лишим. |
Пострадают лишь те, кто купит их собственность, потому как, едва выяснится, что нам она не принадлежала, а это произойдёт, едва мы удерём, продажу объявят незаконной и все вернётся к девчонкам. |
Дом эти ваши сиротки уже получили, ну и довольно с них, девушки они молодые, шустрые, как-нибудь найдут, чем заработать на кусок хлеба. |
Им мы ничем не навредим. |
Сами подумайте, у них же добра останется на тысячи и тысячи долларов. Господи помилуй, да на что им жаловаться-то будет? |
В общем, разбил он герцога по всем статьям, и тот сдался и сказал, будь по вашему, но он все равно считает, что задерживаться здесь – грандиозная глупость, тем более, что доктор их в покое не оставит. |
А король отвечает: |
– Да пошёл он, ваш доктор! |
Какое нам до него дело? |
Все дураки этого городка горой за нас стоят, так? |
А дураки везде большинство составляют. |
Ну, собрались они вниз спуститься. |
Но герцог говорит: |
– Надо бы нам деньги получше спрятать. |
Я обрадовался. |
Потому как начал уж думать, что ничего для меня полезного я от них не услышу. |
Король спрашивает: |
– Это ещё зачем? |
– Затем, что Мэри Джейн, того и гляди, траур напялит, так что вы и ахнуть не успеете, как она велит негритянке, которая тут в комнатах прибирается, уложить все ее тряпье в какой-нибудь сундук и убрать подальше – и что, думаете, негритянка, увидев деньги, не сопрёт их? |
– Вот теперь, герцог, голова у вас опять варить начала, – говорит король и лезет под занавеску футах в двух-трёх от меня. |
Я так и влип в стену, закостенел, хоть меня малость и трясло; стою, гадаю, что они скажут, застукав меня здесь, и стараюсь придумать, как мне тогда выкрутиться. |
Однако не успел я ещё и половинку мысли додумать, а король уже вытащил мешок, так меня и не заметив. |
Засунули они его в прореху соломенного матраца, который под периной лежал, затолкали в солому на фут-другой и решили, что так оно будет хорошо и надёжно, – негритянка же только перину и перетряхивает, а за матрац берётся всего раза два в год, значит и деньги в нем целы останутся. |
Ну, я на этот счёт держался другого мнения. |
Они ещё и до середины лестницы не дошли, как я вытащил мешок, а после взлетел в мою комнатку и спрятал его там, чтобы перепрятать, когда возможность такая представится. |
И решил, что сделать это лучше где-нибудь вне дома, потому что, хватившись мешка, они весь дом перероют, это я точно знал. |
Ну а потом лег, не раздеваясь, – заснуть-то я все равно не смог бы, даже если бы захотел, до того мне не терпелось покончить с этим делом. |
В конце концов, я услышал, как король с герцогом поднимаются по лестнице, скатился с моего тюфяка и высунул голову на мансардную лесенку, чтобы посмотреть, не случится ли чего. |
Ничего не случилось. |
Дождался я времени, когда ночные звуки уже стихают, а утренних ещё не слыхать, и тихонько соскользнул по лестнице. |
|