Reading room | Mark Twain | Adventures of Huckleberry Finn | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian

Глава XXV.

The news was all over town in two minutes, and you could see the people tearing down on the run from every which way, some of them putting on their coats as they come.

Сплошные сопли и тёмное вранье Новость облетела городок в две минуты, и к нам стали со всех сторон сбегаться люди, некоторые даже сюртуки на бегу натягивали.

Pretty soon we was in the middle of a crowd, and the noise of the tramping was like a soldier march.

И скоро нас окружила настоящая толпа, шумевшая, как армия на марше.

The windows and dooryards was full; and every minute somebody would say, over a fence:

Все окна и дверные проёмы тоже заполнились людьми и каждую минуту кто-нибудь спрашивал через забор:

“Is it them ?”

–Это они?

And somebody trotting along with the gang would answer back and say:

И кто-нибудь из шедших с нами отвечал:

“You bet it is.”

–А кто же ещё?

When we got to the house the street in front of it was packed, and the three girls was standing in the door.

Когда мы добрались до дома, улица перед ним была уже запружена народом, а три девушки стояли в его дверях.

Mary Jane was red-headed, but that don't make no difference, she was most awful beautiful, and her face and her eyes was all lit up like glory, she was so glad her uncles was come.

Мэри Джейн и впрямь оказалась рыжей, да ещё какой – ну и что с того? – все равно красива она была до чрезвычайности, а лицо и глаза ее сияли, как слава господня, до того обрадовал бедняжку приезд дядьёв.

The king he spread his arms, and Mary Jane she jumped for them, and the hare-lip jumped for the duke, and there they had it!

Король раскинул руки и Мэри Джейн прямо-таки скакнула в его объятья, а сестра ее, которая с заячьей губой, – в объятия герцога, в общем, наобнимались они от души!

Everybody most, leastways women, cried for joy to see them meet again at last and have such good times.

И почти все, особенно женщины, обливались слезами радости, видя такое их счастье.

Then the king he hunched the duke private — I see him do it — and then he looked around and see the coffin, over in the corner on two chairs; so then him and the duke, with a hand across each other's shoulder, and t'other hand to their eyes, walked slow and solemn over there, everybody dropping back to give them room, and all the talk and noise stopping, people saying “Sh!”

Потом король дёрнул герцога за рукав – исподтишка, но я-то заметил, – а после поозирался по сторонам и увидел гроб, стоявший на двух стульях в углу гостиной, и они с герцогом обняли друг друга за плечи и, утирая, каждый, свободной рукой глаза, медленно и чинно направились к нему, и все отступали в сторонку, расчищая им путь, разговоры и шум прекратились, слышалось только «Чш!»,

and all the men taking their hats off and drooping their heads, so you could a heard a pin fall.

а после мужчины сняли шляпы и склонили головы, и тишина наступила такая, что, если бы булавка на пол упала, все бы это услышали.

And when they got there they bent over and looked in the coffin, and took one sight, and then they bust out a-crying so you could a heard them to Orleans, most; and then they put their arms around each other's necks, and hung their chins over each other's shoulders; and then for three minutes, or maybe four, I never see two men leak the way they done.

А моя парочка жуликов подошла к гробу, заглянула в него и заревела так, что их, небось, и в Орлеане слышно было, и обхватили они друг друга за шеи, упёрлись подбородками один другому в плечи, и минуты три, а то и четыре, такие слезы проливали, каких я и не видел никогда.

And, mind you, everybody was doing the same; and the place was that damp I never see anything like it.

Да и все прочие тоже прослезились и черт знает какую сырость развели.

Then one of them got on one side of the coffin, and t'other on t'other side, and they kneeled down and rested their foreheads on the coffin, and let on to pray all to themselves.

Потом король и герцог разошлись по двум сторонам гроба, опустились на колени, прижались к нему лбами и вроде как молиться начали, про себя.

Well, when it come to that it worked the crowd like you never see anything like it, and everybody broke down and went to sobbing right out loud — the poor girls, too; and every woman, nearly, went up to the girls, without saying a word, and kissed them, solemn, on the forehead, and then put their hand on their head, and looked up towards the sky, with the tears running down, and then busted out and went off sobbing and swabbing, and give the next woman a show.

Ну, должен вам сказать, на толпу это подействовало – лучше некуда – все зарыдали в голос, и бедные девушки тоже, и чуть ли не все женщины начали их утешать: поочерёдно подходить к ним, торжественно целовать, не произнося ни слова, в лобики, гладить по головкам, воздевать, продолжая лить слезы, взгляды к небесам и отходить, плача и утирая глаза, чтобы, значит, следующей место уступить.

I never see anything so disgusting.

Вот, ей-богу, ничего гнуснее я в жизни не видел.

Well, by and by the king he gets up and comes forward a little, and works himself up and slobbers out a speech, all full of tears and flapdoodle about its being a sore trial for him and his poor brother to lose the diseased, and to miss seeing diseased alive after the long journey of four thousand mile, but it's a trial that's sweetened and sanctified to us by this dear sympathy and these holy tears, and so he thanks them out of his heart and out of his brother's heart, because out of their mouths they can't, words being too weak and cold, and all that kind of rot and slush, till it was just sickening; and then he blubbers out a pious goody-goody Amen, and turns himself loose and goes to crying fit to bust.

Ладно, в конце концов, король встал, отошёл малость от гроба и, собравшись с силами, произнёс прочувствованную речь – сплошные сопли и тёмное вранье, – насчёт того, каким тяжким испытанием стала для него и для его бедного брата и утрата покойного, и то, что они не застали его живым, проделав долгий путь в четыре тысячи миль, однако это испытание искупается и очищается добрым сочувствием и святыми слезами собравшихся, и потому он благодарит их от всего сердца – своего и брата тоже, – ибо слова слишком слабы и холодны, чтобы выразить... – ну и прочая чушь и дребедень в этом роде, так что, под конец меня аж тошнить начало; а закончил он благочестивым «аминь!» и рыданием совсем уж душераздирающим.

And the minute the words were out of his mouth somebody over in the crowd struck up the doxolojer, and everybody joined in with all their might, and it just warmed you up and made you feel as good as church letting out.

И в ту же минуту кто-то запел благодарственный гимн и все подхватили его, и пели во всю мочь, и у меня даже на душе полегчало, как в церкви.

Music is a good thing; and after all that soul-butter and hogwash I never see it freshen up things so, and sound so honest and bully.

Хорошая вещь, музыка – после всех этих медоточивых речей и лицемерного вздора она казалась такой честной, такой красивой, что сердце радовалось.

Then the king begins to work his jaw again, and says how him and his nieces would be glad if a few of the main principal friends of the family would take supper here with them this evening, and help set up with the ashes of the diseased; and says if his poor brother laying yonder could speak he knows who he would name, for they was names that was very dear to him, and mentioned often in his letters; and so he will name the same, to wit, as follows, vizz.:—Rev. Mr. Hobson, and Deacon Lot Hovey, and Mr. Ben Rucker, and Abner Shackleford, and Levi Bell, and Dr. Robinson, and their wives, and the widow Bartley.

Ну а после король опять балабонить начал – мол, он и брат его будут рады, если близкие друзья покойного поужинают с ними этим вечером и помогут обрядить бренные останки Питера, и он-де знает, чьи имена назвал бы сейчас его лежащий вон там брат, если бы мог говорить, ибо имена эти он часто упоминал в своих письмах, и потому, он, король то есть, имеет возможность назвать их и сам, вот они: преподобный мистер Хобсон, священник Лот Говей, и мистер Бен Ракер, и Эбнер Шаклфорд, и Леви Белл, и доктор Робинсон, и их, и вдова Бартли.

Rev. Hobson and Dr. Robinson was down to the end of the town a-hunting together — that is, I mean the doctor was shipping a sick man to t'other world, and the preacher was pinting him right.

Преподобный Хобсон и доктор Робинсон находились в это время на другом конце городка, промышляли там на пару – то есть, доктор помогал больному тихо-мирно перекочевать на тот свет, а проповедник объяснял бедолаге, как добраться туда самым кротким путём.

Lawyer Bell was away up to Louisville on business.

Адвокат Белл уехал по каким-то делам в Луисвилль.

But the rest was on hand, and so they all come and shook hands with the king and thanked him and talked to him; and then they shook hands with the duke and didn't say nothing, but just kept a-smiling and bobbing their heads like a passel of sapheads whilst he made all sorts of signs with his hands and said “Goo-goo — goo-goo-goo” all the time, like a baby that can't talk.

Ну а все остальные тут были и стали подходить к королю, и жать ему руку, и благодарить его, и утешать, а после каждый жал руку герцогу, но уже молча – просто улыбаясь и головой кивая, ни дать ни взять болванчики, – а герцог вертел в воздухе пальцами и, не закрывая рта, бубнил: «Гу-гу-гу-агу-агу», точно дитя, которое говорить ещё не выучилось.

So the king he blattered along, and managed to inquire about pretty much everybody and dog in town, by his name, and mentioned all sorts of little things that happened one time or another in the town, or to George's family, or to Peter.

А король продолжал разглагольствовать, задавая вопросы чуть ли не обо всех жителях городка и даже об их собаках, называя имена и клички, упоминая о разных случившихся здесь тогда-то и тогда-то событиях и перебирая случаи из жизни Джорджа и Питера.

And he always let on that Peter wrote him the things; but that was a lie: he got every blessed one of them out of that young flathead that we canoed up to the steamboat.

И то и дело давал понять, что ему об этом Питер писал – врал, разумеется, все это он вытянул из юного простофили, которого мы в челноке к пароходу подвозили.

Then Mary Jane she fetched the letter her father left behind, and the king he read it out loud and cried over it.

Потом Мэри Джейн вручила ему оставленное дядей письмо, и король зачитал его вслух и облил слезами.

It give the dwelling-house and three thousand dollars, gold, to the girls; and it give the tanyard (which was doing a good business), along with some other houses and land (worth about seven thousand), and three thousand dollars in gold to Harvey and William, and told where the six thousand cash was hid down cellar.

В письме говорилось, что жилой дом и три тысячи долларов золотом остаются девочкам, а дубильня (так и продолжавшая работать, принося хороший доход), и другие дома, и земля (общей стоимостью в семь тысяч долларов), и ещё три тысячи золотом переходят во владение Гарвея с Уильямом. А кроме того, в письме говорилось, что вся наличность – шесть тысяч – спрятана в погребе дома, и указывалось, где именно.

So these two frauds said they'd go and fetch it up, and have everything square and above-board; and told me to come with a candle.

Ну, король объявил, что он с братом сей минут спустятся в погреб и найдут золото, и поделят его честь по чести, и велел мне взять свечу и идти с ними.

We shut the cellar door behind us, and when they found the bag they spilt it out on the floor, and it was a lovely sight, all them yaller-boys.

Они плотно закрыли за собой дверь погреба, отыскали мешок с золотыми монетами и высыпали их на пол – зрелище получилось на славу.

My, the way the king's eyes did shine!

И как же засветились глаза короля!

He slaps the duke on the shoulder and says:

Хлопнул он герцога по плечу и говорит:

“Oh, this ain't bully nor noth'n!

–Здорово, а!

Oh, no, I reckon not!

И ведь мы эти денежки за красивые глаза получили!

Why, bully , it beats the Nonesuch, don't it?”

Что, Билджи, это вам не «Совершенство» разыгрывать, верно?

The duke allowed it did.

Герцог с ним согласился – верно.

They pawed the yaller-boys, and sifted them through their fingers and let them jingle down on the floor; and the king says:

Они зарылись руками в груду монет, потрясли их в горстях, снова ссыпали на пол, со звоном, а потом король сказал:

“It ain't no use talkin'; bein' brothers to a rich dead man and representatives of furrin heirs that's got left is the line for you and me, Bilge.

–Ну, ничего не скажешь, изображать братьев покойного богача и его заграничных наследников – самые для нас с вами подходящие роли, Билджи.

Thish yer comes of trust'n to Providence.

Вот что значит – полагаться на Провидение.

It's the best way, in the long run.

В конечном счёте, лучше ничего не придумаешь.

I've tried 'em all, and ther' ain't no better way.”

Я чего только не перепробовал и точно могу сказать – это самое разлюбезное дело.

Most everybody would a been satisfied with the pile, and took it on trust; but no, they must count it.

Каждый, кто огрёб бы такую груду золота, обрадовался бы да и дело с концом, но эти нет – эти решили свои денежки пересчитать.

So they counts it, and it comes out four hundred and fifteen dollars short.

Ну и пересчитали и оказалось, что их не шесть тысяч, а на четыреста пятнадцать долларов меньше.

Says the king:

Король и говорит:

“Dern him, I wonder what he done with that four hundred and fifteen dollars?”

–Черт подери, куда ж эти четыреста пятнадцать подевались?

They worried over that awhile, and ransacked all around for it.

Они даже испугались немножко, обшарили все вокруг, но ничего не нашли.

Then the duke says:

Герцог говорит:

“Well, he was a pretty sick man, and likely he made a mistake — I reckon that's the way of it.

–Ладно, человек он был уже больной, мог и ошибиться – думаю, так оно и случилось.

The best way's to let it go, and keep still about it.

Самое верное – помалкивать на этот счёт.

We can spare it.”

Как-нибудь и без них обойдёмся.

“Oh, shucks, yes, we can spare it.

–Проклятье, обойтись-то мы, разумеется, обойдёмся.

I don't k'yer noth'n 'bout that — it's the count I'm thinkin' about.

Меня не столько деньги заботят, сколько то, что нам их пересчитывать придётся.

We want to be awful square and open and above-board here, you know.

Вы ж понимаете, мы с вами люди как бы прямые и честные.

We want to lug this h-yer money up stairs and count it before everybody — then ther' ain't noth'n suspicious.

Мы должны оттащить эти деньги наверх, пересчитать их при всех, чтобы никто ничего не заподозрил.

But when the dead man says ther's six thous'n dollars, you know, we don't want to — ”

И если покойник сказал – шесть тысяч, – нам вовсе не нужно, чтобы...

“Hold on,” says the duke. “

–Постойте-ка, – говорит герцог. –

“Le's make up the deffisit,” and he begun to haul out yaller-boys out of his pocket.

Мы же можем восполнить недостачу. И давай шарить по карманам, деньги вытаскивать.

“It's a most amaz'n' good idea, duke — you have got a rattlin' clever head on you,” says the king. “

–Превосходная мысль, герцог, все-таки здорово у вас котелок варит, – говорит король. – Опять нас «Совершенство» выручает, не сойти мне с этого места.

“Blest if the old Nonesuch ain't a heppin' us out agin,” and he begun to haul out yaller-jackets and stack them up.

И тоже стал доставать из карманов золотые монеты и складывать их столбиками.

It most busted them, but they made up the six thousand clean and clear.

В итоге, остались они почти без гроша, однако денег ровно до шести тысяч наскребли.

“Say,” says the duke, “I got another idea.

–Знаете, – говорит герцог, – у меня ещё одна идея возникла.

Le's go up stairs and count this money, and then take and give it to the girls .”

Давайте поднимемся сейчас наверх, пересчитаем деньги, а после отдадим их девчонкам.

“Good land, duke, lemme hug you!

–Отличная идея, герцог, дайте я вас обниму!

It's the most dazzling idea 'at ever a man struck.

Роскошная, до лучшей никто бы не додумался.

You have cert'nly got the most astonishin' head I ever see.

Поразительная все-таки у вас голова, никогда такой не встречал.

Oh, this is the boss dodge, ther' ain't no mistake 'bout it.

Да, это будет всем финтам финт, и говорить не о чем.

Let 'em fetch along their suspicions now if they want to — this 'll lay 'em out.”

Если у кого и возникли подозрения на наш счёт, такой фокус их мигом угомонит.

When we got up-stairs everybody gethered around the table, and the king he counted it and stacked it up, three hundred dollars in a pile — twenty elegant little piles.

Мы поднялись наверх, все собрались у стола, король начал пересчитывать деньги, складывая монеты столбиками, по триста долларов в каждом, – и столбиков получилось ровно двадцать.

Everybody looked hungry at it, and licked their chops.

Все смотрели на них несытыми глазами и облизывались.

Then they raked it into the bag again, and I see the king begin to swell himself up for another speech.

Потом монеты ссыпали обратно в мешок, и я увидел, как король выпячивает грудь, собираясь закатить ещё одну речугу.

He says:

И закатил:

“Friends all, my poor brother that lays yonder has done generous by them that's left behind in the vale of sorrers.

–Друзья, наш бедный брат, что лежит вон там, проявил щедрость к тем, кого оставил в сей юдоли скорбей.

He has done generous by these yer poor little lambs that he loved and sheltered, and that's left fatherless and motherless.

Щедрость к бедным овечкам, коих он так любил и приютил под своим кровом, когда они лишились отца и матери.

Yes, and we that knowed him knows that he would a done more generous by 'em if he hadn't ben afeard o' woundin' his dear William and me.

И мы, все, кто знал его, знаем, что он был бы к ним ещё щедрее, когда бы не убоялся поранить мои и Уильяма чувства.

Now, wouldn't he?

Разве не так?

Ther' ain't no question 'bout it in my mind.

Я нисколько в этом не сомневаюсь.

Well, then, what kind o' brothers would it be that 'd stand in his way at sech a time?

Но какими же братьями оказались бы мы, если бы встали в столь скорбное время у него на пути?

And what kind o' uncles would it be that 'd rob — yes, rob —sech poor sweet lambs as these 'at he loved so at sech a time?

И какими же мы оказались бы дядьями, коли ограбили б – да, ограбили – бедных, кротких овечек, коих он так любил в столь скорбное время?

If I know William — and I think I do — he — well, I'll jest ask him.”

Насколько я знаю Уильяма, а я думаю, что знаю моего брата, он... впрочем, я просто спрошу у него.

He turns around and begins to make a lot of signs to the duke with his hands, and the duke he looks at him stupid and leather-headed a while; then all of a sudden he seems to catch his meaning, and jumps for the king, goo-gooing with all his might for joy, and hugs him about fifteen times before he lets up.

Поворачивается он к герцогу и начинает выделывать руками всякие знаки, а герцог некоторое время тупо смотрит на короля, дурак-дураком, но потом до него вроде как доходит, и он бросается к королю, гугукая во все горло от радости, и раз пятнадцать подряд обнимает его.

Then the king says, “I knowed it; I reckon that 'll convince anybody the way he feels about it.

Тогда король говорит: – Я так и знал и, полагаю, это убедило всех вас в его чувствах.

Here, Mary Jane, Susan, Joanner, take the money — take it all .

Так вот, Мэри Джейн, Сьюзен, Джоанни, возьмите эти деньги – возьмите их все.

It's the gift of him that lays yonder, cold but joyful.”

Это дар от того, кто лежит вон там, хладный, но счастливый.

Mary Jane she went for him, Susan and the hare-lip went for the duke, and then such another hugging and kissing I never see yet.

Мэри Джейн бросилась к нему, Сьюзен с Заячьей Губой к герцогу, и пошли у них такие объятья да поцелуи, каких я сроду не видал.

And everybody crowded up with the tears in their eyes, and most shook the hands off of them frauds, saying all the time:

А все остальные пустили слезу и столпились вокруг мошенников, чтобы пожать и тому, и другому руку, и все повторяли:

“You dear good souls!—

–Какой достойный поступок! –

!—how lovely !—

как мило! –

!—how could you!”

ну кто бы на такое решился?

Well, then, pretty soon all hands got to talking about the diseased again, and how good he was, and what a loss he was, and all that; and before long a big iron-jawed man worked himself in there from outside, and stood a-listening and looking, and not saying anything; and nobody saying anything to him either, because the king was talking and they was all busy listening.

Вот, а в скором времени все опять заговорили о покойном, о том, какой он хороший был человек, какая невосполнимая утрата, ну и так далее; и тут вошёл с улицы рослый мужчина с крепким таким подбородком, стоит, слушает, смотрит, но ничего не говорит; и к нему никто не обращается, потому что король опять завёлся и все ему в рот глядят.

The king was saying — in the middle of something he'd started in on —

Я на его болтовню особого внимания не обращал, но вдруг слышу:

“—they bein' partickler friends o' the diseased.

– ...были особенно близкими друзьями покойного.

That's why they're invited here this evenin'; but tomorrow we want all to come — everybody; for he respected everybody, he liked everybody, and so it's fitten that his funeral orgies sh'd be public.”

Потому их и пригласили сюда на сегодняшний вечер. Однако завтра мы хотели бы видеть всех – всех и каждого, ибо он уважал каждого и каждого любил и, значит, будет правильным, если погребальное опоение станет публичным.

And so he went a-mooning on and on, liking to hear himself talk, and every little while he fetched in his funeral orgies again, till the duke he couldn't stand it no more; so he writes on a little scrap of paper, “ Obsequies , you old fool,” and folds it up, and goes to goo-gooing and reaching it over people's heads to him.

И пошёл, и пошёл, уж больно ему нравилось самого себя слушать, и все приплетал к месту и не к месту погребальное опоение, пока у герцога терпение не лопнуло, – он написал на клочке бумаги: «Упокоение, старый вы идиот», сложил его, загугукал и передал через головы людей королю.

The king he reads it and puts it in his pocket, and says:

Тот прочитал записку, сунул ее в карман и говорит:

“Poor William, afflicted as he is, his heart's aluz right.

–Бедный Уильям, сколь он ни болен, но душа у него прямая и честная.

Asks me to invite everybody to come to the funeral — wants me to make 'em all welcome.

Он просит меня пригласить на похороны всех, сказать, что мы каждому рады будем.

But he needn't a worried — it was jest what I was at.”

Впрочем, беспокоится он напрасно, – я это только что сделал.

Then he weaves along again, perfectly ca'm, and goes to dropping in his funeral orgies again every now and then, just like he done before.

И снова принялся рассусоливать как ни в чем не бывало, и пару раз ввернул своё погребальное опоение.

And when he done it the third time he says:

А ввернув в третий раз, пояснил:

“I say orgies, not because it's the common term, because it ain't — obsequies bein' the common term — but because orgies is the right term.

–Я говорю опоение не потому, что это общепринятый термин, но потому, что он правильный.

Obsequies ain't used in England no more now — it's gone out.

В Англии больше уже не говорят упокоение, это слово отмерло. Мы называем это событие опоением.

We say orgies now in England. Orgies is better, because it means the thing you're after more exact.

Так оно лучше, потому что это слово точнее описывает то, чего все мы так ждём.

It's a word that's made up out'n the Greek orgo , outside, open, abroad; and the Hebrew jeesum , to plant, cover up; hence in ter.

Оно происходит от греческого опа – внешний, открытый, вне дома; и древне-иудейского ени, что означает закапывать, прикрывать, помещать вовнутрь.

So, you see, funeral orgies is an open er public funeral.”

Отсюда следует, что погребальное опоение – это просто открытые публичные похороны.

He was the worst I ever struck.

Вывернулся, нечего сказать, срам да и только.

Well, the iron-jawed man he laughed right in his face. Everybody was shocked.

Тот, рослый, рассмеялся ему прямо в лицо.

Everybody says, “Why, doctor !”

Все ахнули, залепетали наперебой: «Как можно, доктор!»,

and Abner Shackleford says:

а Эбнер Шаклфорд говорит:

“Why, Robinson, hain't you heard the news?

–Вы ещё не слышали нашей новости, Робинсон?

This is Harvey Wilks.”

Это – Гарвей Уилкс.

The king he smiled eager, and shoved out his flapper, and says:

Король разулыбался, протянул доктору свою клешню и спрашивает:

“Is it my poor brother's dear good friend and physician?

–Так это близкий друг моего бедного брата, здешний доктор?

I — ”

Я...

“Keep your hands off of me!”

–Вы с рукой-то ко мне не лезьте! –

says the doctor. “

перебивает его доктор. –

You talk like an Englishman, don't you?

Это у вас, стало быть, английский выговор такой, да?

It's the worst imitation I ever heard.

Худшая подделка, какую я когда-либо слышал.

You Peter Wilks's brother!

И вы – брат Питера Уилкса!

You're a fraud, that's what you are!”

Мошенник – вот кто вы такой!

Well, how they all took on!

Ух, как они все переполошились!

They crowded around the doctor and tried to quiet him down, and tried to explain to him and tell him how Harvey 'd showed in forty ways that he was Harvey, and knowed everybody by name, and the names of the very dogs, and begged and begged him not to hurt Harvey's feelings and the poor girl's feelings, and all that.

Бросились к доктору, стали его урезонивать, объяснять, что Гарвей раз уж сорок доказал, что он Гарвей и есть, что он всех здесь знает по именам, даже клички собак и те знает, стали упрашивать доктора, умолять даже, не ранить чувства Гарвея и бедных девушек – и так далее.

But it warn't no use; he stormed right along, and said any man that pretended to be an Englishman and couldn't imitate the lingo no better than what he did was a fraud and a liar.

Не помогло, доктор только распалился ещё пуще и заявил, что человек, выдающий себя за англичанина и подделывающий английский выговор так бездарно, как вот этот, заведомый проходимец и врун.

The poor girls was hanging to the king and crying; and all of a sudden the doctor ups and turns on them . He says:

Бедные девушки обнимали короля и плакали, а доктор вдруг обратился прямо к ним и сказал:

“I was your father's friend, and I'm your friend; and I warn you as a friend, and an honest one that wants to protect you and keep you out of harm and trouble, to turn your backs on that scoundrel and have nothing to do with him, the ignorant tramp, with his idiotic Greek and Hebrew, as he calls it.

–Я был другом вашего отца, друг я и вам. И как друг и честный человек, желающий защитить вас и оградить от горя и беды, говорю вам: повернитесь спиной к этому негодяю, гоните его, невежественного прохвоста, прочь вместе с его идиотским греческим и иудейским, как он их именует.

He is the thinnest kind of an impostor — has come here with a lot of empty names and facts which he picked up somewheres, and you take them for proofs , and are helped to fool yourselves by these foolish friends here, who ought to know better.

Он просто жалкий самозванец, явившийся сюда с запасом пустых имен и фактов, которые выведал где-то, – вы принимаете их за доказательства, а они нужны ему лишь для того, чтобы одурачить вас и ваших глупых друзей, которым следовало бы быть хоть немного умнее.

Mary Jane Wilks, you know me for your friend, and for your unselfish friend, too.

Мэри Джейн Уилкс, ты знаешь, что я твой друг, и друг бескорыстный.

Now listen to me; turn this pitiful rascal out — I beg you to do it.

Так послушай же меня: прогони этого гнусного мерзавца – умоляю тебя.

Will you?”

Прогонишь?

Mary Jane straightened herself up, and my, but she was handsome!

Мэри Джейн вытянулась в струнку и, боже ж ты мой, ещё красивее стала!

She says:

И говорит:

“Here is my answer.”

–Вот мой ответ! –

She hove up the bag of money and put it in the king's hands, and says, “Take this six thousand dollars, and invest for me and my sisters any way you want to, and don't give us no receipt for it.”

а после взяла мешок с деньгами, сунула его королю в руки и сказала: – Возьмите эти шесть тысяч и вложите их от нашего имени во что захотите, а расписка нам не нужна!

Then she put her arm around the king on one side, and Susan and the hare-lip done the same on the other.

И бросилась королю на шею с одного боку, а Сьюзен с Заячьей Губой – с другого.

Everybody clapped their hands and stomped on the floor like a perfect storm, whilst the king held up his head and smiled proud.

Тут все захлопали в ладоши, затопали в пол ногами, в общем, шум подняли страшный, а король стоит с высоко поднятой головой и гордо улыбается.

The doctor says:

Ну, доктор и говорит:

“All right; I wash my hands of the matter.

–Что же, я умываю руки.

But I warn you all that a time 's coming when you're going to feel sick whenever you think of this day.”

Но предупреждаю всех: настанет время, когда вас будет тошнить при одной мысли об этом дне.

And away he went.

И пошёл к двери.

“All right, doctor,” says the king, kinder mocking him; “we'll try and get 'em to send for you;” which made them all laugh, and they said it was a prime good hit.

–Ладно, доктор, – говорит ему вслед король, да насмешливо так, – мы все же рискнём, а когда затошнит – пошлём за вами. Все захохотали и заговорили о том, как лихо король его отбрил.

I says to myself, shall I go to that doctor, private, and blow on these frauds?

Поднялся в мою комнатку и стал прикидывать, как мне это дело обделать. Говорю себе: может, сбегать тайком к доктору, рассказать ему о наших проходимцах?

No — that won't do.

Нет, не годится.

He might tell who told him; then the king and the duke would make it warm for me.

Он же непременно на меня сошлётся, и тогда король с герцогом устроят мне развесёлую жизнь.

Shall I go, private, and tell Mary Jane?

Ладно, а если открыться Мэри Джейн?

No — I dasn't do it.

И это не пойдёт.

Her face would give them a hint, sure; they've got the money, and they'd slide right out and get away with it.

Они по лицу ее все мигом поймут, схапают денежки и удерут, только их и видели.

If she was to fetch in help I'd get mixed up in the business before it was done with, I judge. No; there ain't no good way but one.

А если она позовёт кого-то на помощь, так пока эти люди разберутся, кто прав, кто виноват, успеют половину собак на меня повесить.

I got to steal that money, somehow; and I got to steal it some way that they won't suspicion that I done it.

Нет, выход у меня только один. Надо стибрить деньги, но так, чтобы на меня никто не подумал.

They've got a good thing here, and they ain't a-going to leave till they've played this family and this town for all they're worth, so I'll find a chance time enough.

Добра моим жуликам тут привалило немало, они не уедут, пока не оберут девушек, да и весь городок, до нитки, так что время у меня есть.

I'll steal it and hide it; and by and by, when I'm away down the river, I'll write a letter and tell Mary Jane where it's hid.

Улучу момент, украду деньги, припрячу, а потом, спустившись по реке, напишу Мэри Джейн письмо про то, где они лежат.

But I better hive it tonight if I can, because the doctor maybe hasn't let up as much as he lets on he has; he might scare them out of here yet.

Хотя нет, думаю, украсть их лучше всего сегодня, потому что доктор, может, ещё и не отступился от своего, только вид такой сделал, – а ну как ему все же удастся вытурить отсюда короля с герцогом?

So, thinks I, I'll go and search them rooms.

Ну хорошо, думаю, пойду, обыщу их комнаты.

Upstairs the hall was dark, but I found the duke's room, and started to paw around it with my hands; but I recollected it wouldn't be much like the king to let anybody else take care of that money but his own self; so then I went to his room and begun to paw around there.

В верхнем коридоре было темно, однако комнату герцога я отыскал и стал обшаривать ее на ощупь, но тут сообразил, что король никому такие деньги не доверил бы, он их наверняка у себя припрятал, и потому перешёл в его комнату и по ней шарить начал.

But I see I couldn't do nothing without a candle, and I dasn't light one, of course. So I judged I'd got to do the other thing — lay for them and eavesdrop.

И вскоре понял, что без свечи мне никак не управиться, а зажигать-то ее нельзя.

About that time I hears their footsteps coming, and was going to skip under the bed; I reached for it, but it wasn't where I thought it would be; but I touched the curtain that hid Mary Jane's frocks, so I jumped in behind that and snuggled in amongst the gowns, and stood there perfectly still.

Ну и надумал поступить иначе, спрятаться здесь и подслушать их разговор. Вдруг слышу, шаги приближаются, и решаю залезть под кровать, да только поди, найди ее в такой темнотище, и тут попадается мне под руку занавеска, которая платья Мэри Джейн прикрывала, и я – скок за нее, зарылся в платья и замер.

They come in and shut the door; and the first thing the duke done was to get down and look under the bed.

Вошли они, дверь затворили, и герцог первым делом наклонился и под кровать заглянул.

Then I was glad I hadn't found the bed when I wanted it.

Уж так я обрадовался, что не нашёл ее в темноте.

And yet, you know, it's kind of natural to hide under the bed when you are up to anything private.

Хотя, оно конечно, если хочешь кого подслушать, так под кроватью тебе самое место и есть.

They sets down then, and the king says:

Ну вот, уселись они, и король говорит:

“Well, what is it?

– Так в чем дело?

And cut it middlin' short, because it's better for us to be down there a-whoopin' up the mournin' than up here givin' 'em a chance to talk us over.”

Только давайте покороче, нам лучше скорбеть внизу со всеми прочими, а то они, глядишь, начнут там наши кости перемывать.

“Well, this is it, Capet. I ain't easy; I ain't comfortable.

– Понимаете, какая штука, Капет, что-то мне не по себе, тревожно как-то.

That doctor lays on my mind.

Доктор этот из головы не идёт.

I wanted to know your plans.

Вот я и хочу понять, что вы задумали.

I've got a notion, and I think it's a sound one.”

У меня-то есть одна мысль и, полагаю, правильная.

“What is it, duke?”

– Это какая же, герцог?

“That we better glide out of this before three in the morning, and clip it down the river with what we've got.

– А такая, что лучше бы нам часиков около трёх ночи смыться отсюда без всякого шума и уйти вниз по реке с тем, что у нас уже имеется.

Specially, seeing we got it so easy — given back to us, flung at our heads, as you may say, when of course we allowed to have to steal it back.

Тем более, что деньги эти мы получили без всякого труда – нам же их отдали, они, можно сказать, сами на наши головы свалились, их даже красть не пришлось.

I'm for knocking off and lighting out.”

Вот и давайте ноги делать, да поскорее.

That made me feel pretty bad.

Ну, думаю, беда.

About an hour or two ago it would a been a little different, but now it made me feel bad and disappointed, The king rips out and says:

Час-другой назад все было бы маленько иначе, а тут я до того расстроился, что прямо сердце упало. Однако король говорит:

“What!

– Как это?

And not sell out the rest o' the property?

Не распродав все остальное?

March off like a passel of fools and leave eight or nine thous'n' dollars' worth o' property layin' around jest sufferin' to be scooped in?—

Сбежать, точно парочка слабоумных, бросив собственность ценой в восемь-девять тысяч долларов, которая только и ждёт, чтобы мы ее заграбастали.

?—and all good, salable stuff, too.”

И какая собственность – у нас ее с руками оторвут.

The duke he grumbled; said the bag of gold was enough, and he didn't want to go no deeper — didn't want to rob a lot of orphans of everything they had. “Why, how you talk!”

Герцог забурчал, что хватит с них и мешка с золотом, что он не желает брать ещё один грех на душу, лишать сирот всего, что у них есть.

says the king.

А король отвечает:

“We sha'n't rob 'em of nothing at all but jest this money.

– Да о чем вы говорите! Ничего мы их, кроме этих денег, не лишим.

The people that buys the property is the suff'rers; because as soon 's it's found out 'at we didn't own it — which won't be long after we've slid — the sale won't be valid, and it 'll all go back to the estate.

Пострадают лишь те, кто купит их собственность, потому как, едва выяснится, что нам она не принадлежала, а это произойдёт, едва мы удерём, продажу объявят незаконной и все вернётся к девчонкам.

These yer orphans 'll git their house back agin, and that's enough for them ; they're young and spry, and k'n easy earn a livin'.

Дом эти ваши сиротки уже получили, ну и довольно с них, девушки они молодые, шустрые, как-нибудь найдут, чем заработать на кусок хлеба.

they ain't a-goin to suffer.

Им мы ничем не навредим.

Why, jest think — there's thous'n's and thous'n's that ain't nigh so well off.

Сами подумайте, у них же добра останется на тысячи и тысячи долларов. Господи помилуй, да на что им жаловаться-то будет?

Bless you, they ain't got noth'n' to complain of.” Well, the king he talked him blind; so at last he give in, and said all right, but said he believed it was blamed foolishness to stay, and that doctor hanging over them.

В общем, разбил он герцога по всем статьям, и тот сдался и сказал, будь по вашему, но он все равно считает, что задерживаться здесь – грандиозная глупость, тем более, что доктор их в покое не оставит.

But the king says:

А король отвечает:

“Cuss the doctor!

– Да пошёл он, ваш доктор!

What do we k'yer for him ?

Какое нам до него дело?

Hain't we got all the fools in town on our side?

Все дураки этого городка горой за нас стоят, так?

And ain't that a big enough majority in any town?”

А дураки везде большинство составляют.

So they got ready to go down stairs again.

Ну, собрались они вниз спуститься.

The duke says:

Но герцог говорит:

“I don't think we put that money in a good place.”

– Надо бы нам деньги получше спрятать.

That cheered me up.

Я обрадовался.

I'd begun to think I warn't going to get a hint of no kind to help me.

Потому как начал уж думать, что ничего для меня полезного я от них не услышу.

The king says:

Король спрашивает:

“Why?”

– Это ещё зачем?

“Because Mary Jane 'll be in mourning from this out; and first you know the nigger that does up the rooms will get an order to box these duds up and put 'em away; and do you reckon a nigger can run across money and not borrow some of it?”

– Затем, что Мэри Джейн, того и гляди, траур напялит, так что вы и ахнуть не успеете, как она велит негритянке, которая тут в комнатах прибирается, уложить все ее тряпье в какой-нибудь сундук и убрать подальше – и что, думаете, негритянка, увидев деньги, не сопрёт их?

“Your head's level agin, duke,” says the king; and he comes a-fumbling under the curtain two or three foot from where I was.

– Вот теперь, герцог, голова у вас опять варить начала, – говорит король и лезет под занавеску футах в двух-трёх от меня.

I stuck tight to the wall and kept mighty still, though quivery; and I wondered what them fellows would say to me if they catched me; and I tried to think what I'd better do if they did catch me.

Я так и влип в стену, закостенел, хоть меня малость и трясло; стою, гадаю, что они скажут, застукав меня здесь, и стараюсь придумать, как мне тогда выкрутиться.

But the king he got the bag before I could think more than about a half a thought, and he never suspicioned I was around.

Однако не успел я ещё и половинку мысли додумать, а король уже вытащил мешок, так меня и не заметив.

They took and shoved the bag through a rip in the straw tick that was under the feather-bed, and crammed it in a foot or two amongst the straw and said it was all right now, because a nigger only makes up the feather-bed, and don't turn over the straw tick only about twice a year, and so it warn't in no danger of getting stole now.

Засунули они его в прореху соломенного матраца, который под периной лежал, затолкали в солому на фут-другой и решили, что так оно будет хорошо и надёжно, – негритянка же только перину и перетряхивает, а за матрац берётся всего раза два в год, значит и деньги в нем целы останутся.

But I knowed better.

Ну, я на этот счёт держался другого мнения.

I had it out of there before they was half-way down stairs. I groped along up to my cubby, and hid it there till I could get a chance to do better.

Они ещё и до середины лестницы не дошли, как я вытащил мешок, а после взлетел в мою комнатку и спрятал его там, чтобы перепрятать, когда возможность такая представится.

I judged I better hide it outside of the house somewheres, because if they missed it they would give the house a good ransacking:

И решил, что сделать это лучше где-нибудь вне дома, потому что, хватившись мешка, они весь дом перероют, это я точно знал.

I knowed that very well. Then I turned in, with my clothes all on; but I couldn't a gone to sleep if I'd a wanted to, I was in such a sweat to get through with the business.

Ну а потом лег, не раздеваясь, – заснуть-то я все равно не смог бы, даже если бы захотел, до того мне не терпелось покончить с этим делом.

By and by I heard the king and the duke come up; so I rolled off my pallet and laid with my chin at the top of my ladder, and waited to see if anything was going to happen.

В конце концов, я услышал, как король с герцогом поднимаются по лестнице, скатился с моего тюфяка и высунул голову на мансардную лесенку, чтобы посмотреть, не случится ли чего.

But nothing did.

Ничего не случилось.

So I held on till all the late sounds had quit and the early ones hadn't begun yet; and then I slipped down the ladder.

Дождался я времени, когда ночные звуки уже стихают, а утренних ещё не слыхать, и тихонько соскользнул по лестнице.

Get short URL

Text alignment