Почему не повесили Джима Дядя Сайлас уехал в город ещё до завтрака, но так на след Тома и не напал, и вернулся; старики сидели за столом молча, думали о чем-то, и кофе их стыл, и не съели они ничего. |
В конце концов, старик говорит: |
–Я тебе письмо отдал? |
–Какое письмо? |
–То, которое вчера в почтовой конторе забрал. |
–Нет, не отдавал ты мне письма. |
–Ну, значит, забыл. |
Пошарил он по карманам, потом сходил туда, где письмо оставил, принёс его и вручил тете Салли. |
А она и говорит: |
–Господи, это же из Санкт-Петербурга, от сестры. |
Я решил, что мне не повредит ещё одна прогулка, но даже с места сдвинуться не смог. |
Впрочем, вскрыть письмо она не успела, уронила его и побежала на двор – заметила что-то. |
Ну и я в ту сторону посмотрел. |
И увидел лежавшего на матрасе Тома, и старого доктора, и Джима в ее ситцевом платье и со связанными за спиной руками и ещё кучу всякого народа. |
Сунул я письмо за первую вещь, какая мне под руку подвернулась, и тоже на двор помчал. |
А тётя Салли бежит к Тому, плачет и вскрикивает: |
–Ох, он умер, умер, я знаю, он умер! |
Том повернул к ней голову, пробормотал что-то, – я сразу понял, что он не в себе, – а тётя всплеснула руками и говорит: |
–Слава Богу, жив! |
А больше мне ничего и не нужно, – и поцеловала Тома и полетела, чтобы приготовить для него постель, к дому, рассыпая направо-налево – так быстро, как язык ее позволял, – приказы неграм и всем прочим, и все старались поскорее убраться с ее дороги. |
Тома понесли в дом, старый доктор и дядя Сайлас пошли за ним, а я – за толпой, посмотреть, что она с Джимом сделает. |
Были в ней люди, сильно взъевшиеся на Джима, и этим очень хотелось повесить его в поучение прочим неграм, чтобы, значит, им не повадно было сбегать, на манер Джима, доставившего всем столько хлопот и продержавшего целую семью в смертном страхе многие дни и ночи. |
Однако другие говорили, нет, мол, не стоит, это ж не наш негр, а ну как объявится его хозяин, он же нас заплатить за него заставит. |
Желавшие повесить Джима малость поостыли, потому что люди, которым больше всех прочих хочется вздёрнуть негра, всегда оказываются теми, кому меньше всего хочется платить за него после того, как они вдоволь над ним натешатся. |
Но уж ругали они Джима на все корки и время от времени кто-нибудь ему оплеуху отвешивал, однако Джим молчал и ни разу даже вида не подал, что знает меня. Отвели его в ту же самую хибару, переодели в прежнюю одежду и снова приковали, но только не к ножке кровати, а к большой железной скобе, которую вбили в нижнее бревно, – и сказали, что сидеть ему теперь на хлебе и воде, пока хозяин его не приедет, а коли хозяина долго не будет, так его с аукциона продадут. Лаз наш они засыпали и решили, что по ночам хижину станут сторожить двое вооруженных фермеров, а днём у нее бульдог будет сидеть, к двери привязанный. Ну а когда они со всеми делами покончили и принялись обкладывать Джима на прощание последними словами, подошёл старик-доктор, посмотрел на то, что там творилось, и говорит: |
–Не обходитесь с ним суровее, чем требуется, потому что он – негр неплохой. |
Я когда нашёл мальчика, увидел, что без посторонней помощи мне пулю не извлечь, а он в таком состоянии был, что я не мог оставить его и поплыть за этой помощью; ему понемногу все хуже становилось, и хуже, и в конце концов, в голове у него помутилось, он меня даже подпускать к себе перестал, все повторял, что, если я разрисую плот мелом, он меня убьёт, и другой дикий вздор лепетал, и я понял, что одному мне с ним не сладить, и сказал себе, но, правда, вслух, что просто обязан заручиться чьей-то помощью, и едва я это произнёс, как откуда ни возьмись вылезает этот негр и говорит, что поможет мне, – и помог, и очень хорошо помог. |
Я разумеется, сразу сообразил, что он беглый, а значит податься мне некуда, придётся при больном и день просидеть, и следующую ночь. |
Положеньице, доложу я вам! |
В городе у меня двое пациентов в простуде лежат, мне бы сплавать туда, проведать их, а нельзя, вдруг негр удерёт, и тогда я виноват буду, а никакие лодки мимо – так близко, чтобы я до них докричаться мог, – не проплывают. |
Так и сидел я на том плоту сиднем до нынешнего утра, и должен вам сказать, лучшей няньки и более преданного, чем этот негр, слуги я за всю жизнь не встречал, а ведь он свободой своей рисковал, да и вымотан был сильно, я сразу понял, что в последнее время ему приходилось трудиться много и тяжко. |
Он мне понравился, и я вам вот что скажу, джентльмены, такой негр тысячи долларов стоит – и обращения заслуживает самого доброго. |
И мне он доставлял все, что требовалось, и мальчик на поправку шел так, точно он дома в постели лежал, – даже лучше, быть может, потому что там, на плоту, было покойно и тихо; ну а мне пришлось проторчать на нем, с больным и негром на руках, до сегодняшнего рассвета, только тогда я и увидел проплывавшую мимо лодку с какими-то людьми – и тут мне повезло, потому что негр сидел у тюфяка мальчика и спал, положив голову на колени, – ну, я тихонько поманил людей к себе, они подкрались к негру и схватили его, он даже проснуться не успел, так что все обошлось без больших неприятностей. |
Мальчик тоже спал, хоть и беспокойно, мы обмотали весла тряпками, чтобы не разбудить его, лодка взяла плот на буксир, и мы поплыли, тихо и мирно, а негр даже отбиваться не стал, и вообще не произнёс ни единого слова. |
Нет, джентльмены, он негр хороший, такого я о нем мнения. |
Кто-то и говорит: |
–Да, доктор, должен сказать, вёл он себя отменно. |
Ну и остальные все малость смягчились, а уж до чего я был благодарен старому доктору, что он за Джима заступился, я и сказать не могу, и ещё я порадовался тому, что не ошибся в нем, потому как мне с самого начала показалось, что сердце у старика доброе. |
В общем, все сошлись на том, что Джим вёл себя превосходно, и заслуживает хорошего к нему отношения и даже награды. |
И все до единого пообещали, не сходя с места и от чистого сердца, что больше его хаять не будут. |
А после вышли из хижины и замок на дверь повесили. |
Я-то надеялся, что они додумаются хоть пару цепей с него снять, уж больно тяжёлые были эти цепи, или добавят к воде и хлебу мяса с овощами, однако такое им в голову не пришло, и я решил, что лучше сам этим займусь, поскорее передав тете Салли рассказ доктора, – после того, конечно, как получу причитавшуюся мне взбучку, ну, то есть, объясню, почему это я, рассказывая, как мы с Сидом гонялись в ту чертову ночь за фермерами, искавшими сбежавшего негра, запамятовал сообщить, что Сида подстрелили. |
Однако поскорее не получилось. |
Тётя Салли просидела в комнате Тома весь день и всю ночь, а, увидев дядю Сайласа, я всякий раз старался от него улизнуть. |
На следующее утро мне сказали, что Тому стало гораздо лучше, а тётя Салли прилегла вздремнуть. |
Ну я и прокрался в его комнату, подумав, что, если он не спит, мы сможем сочинить какую-нибудь небылицу, которой вся семья поверит. |
Однако он спал, и спал очень мирно, и лицо у него было бледное, не горело, как было, когда его принесли. |
Я присел и стал дожидаться, когда он проснётся. |
А через полчаса, примерно, в комнату тихо вошла тётя Салли – ну, думаю, попал! |
Однако тётя только приложила палец к губам, села рядом со мной, и стала шептать, что теперь нам лишь радоваться и осталось, потому что симптомы все замечательные, и он давно уже вот так спит, и выглядит все лучше, все спокойнее, и она готова поставить десять к одному, что проснётся Сид в здравом рассудке. |
Ну, сидим мы, смотрим на него и, в конце концов, он зашевелился, открыл глаза, проморгался, как самый что ни на есть нормальный человек, и говорит: |
–Смотри-ка! – |
да я же дома! |
Как это я сюда попал? |
А плот где? |
–С ним все в порядке, – говорю я. |
–А с Джимом? |
–И с ним тоже, – отвечаю я, немного, правда, замявшись. |
Однако Том заминки моей не заметил и говорит: |
–Хорошо! |
Отлично! |
Значит, все обошлось и опасаться нам нечего! |
Ты тетушке-то рассказал? |
Я хотел сказать «да», но не успел, потому что тётя спросила: – О чем рассказал, Сид? |
–Ну как же, о том, как мы все это устроили. |
–Что устроили? |
–Да все же! |
Как будто у вас тут много чего происходит! О том, как мы беглого негра освободили – я и Том. |
–Милость господня! Освободили беглого... |
Что это бедное дитя говорит? |
Боже, Боже, у него опять рассудок мутится! |
–Ничего у меня не мутится! Я знаю, о чем говорю. |
Это мы освободили его – мы с Томом. |
Задумали освободить и освободили. |
Да как красиво все проделали! |
И начал он рассказывать, и тётя Салли ни разу его не перебила, только смотрела на Тома во все глаза, не мешая ему похваляться, да и я мигом понял, что мне даже и пытаться слово вставить не стоит. |
–Подумайте сами, тетушка, какая это была работа – недели работы, час за часом, каждую ночь, пока все вы спали. |
Нам же пришлось и свечи украсть, и простынку, и рубашку, и ваше платье, и ложки, и жестяные тарелки, и столовые ножи, и медную грелку, и жернов, и муку, – конца-края не видать, – вы и вообразить не можете, сколько трудов пошло на изготовление пил и перьев, на надписи, на то, на другое, и не можете даже вполовину представить себе, как это было весело. |
А пришлось ещё гробы рисовать и все остальное, и писать ненанимные письма от грабителей, вставать по ночам и спускаться по громоотводу, и рыть подкоп, и верёвочную лестницу вязать, и запекать ее в пирог, и посылать Джиму ложки и прочие инструменты в кармане вашего передника... |
–Милость Господня! |
– ...и поселить в хибаре крыс, змей и другую живность, чтобы у Джима компания была, а потом вы продержали здесь Тома с маслом в шляпе так долго, что у нас едва все не сорвалось, потому что, когда фермеры прибежали к хибарке, мы из нее выбраться ещё не успели, пришлось спешить, а они услышали нас и погнались за нами, и я получил пулю, а после мы соскочили с тропы и пропустили фермеров мимо себя, а когда прибежали собаки, мы их не заинтересовали, собаки на шум понеслись, а мы добрались до нашего челнока и поплыли к плоту, и оказались вне опасности, и Джим стал свободным человеком, и все это мы сделали, только мы – ну разве не роскошь, тетушка?! |
–Отродясь ничего подобного не слышала! |
Стало быть, это вы, мелкие вы пройдохи, учинили все безобразия, от которых у нас ум за разум заходил, вы перепугали нас только что не до смерти! Так и хочется выдрать вас обоих сию же минуту. |
Подумать только, я места себе не находила ночь за ночью, а вы... |
Ну погоди у меня, вот только поправься, маленький ты негодяй, тогда я из вас обоих душу вытрясу! |
Однако Тома распирала такая радость и гордость, что остановиться он не мог, и продолжал молоть языком, а тётя Салли то и дело перебивала его, изрыгая пламя и дым, и делали они это одновременно, точно кошки на ихнем молитвенном собрании и, наконец, она говорит: |
–Ну ладно, можешь наслаждаться вашими похождениями, сколько душе твоей угодно, но смотри у меня, если я тебя хоть раз вблизи от него поймаю... |
–От кого? – |
сразу посерьёзнев, удивленно спрашивает Том. |
–От кого? |
От беглого негра, конечно. |
А ты думал, от кого? |
Том грозно взглянул на меня и говорит: |
–Том, ты же сказал, что с ним все в порядке, так? |
Разве он не скрылся? |
–Он? – |
переспрашивает тётя Салли. – Это негр-то беглый? Никуда он не скрылся. |
Его опять сюда привели, живого-здорового, и сидит он, весь в цепях, в той же хибарке на хлебе да на воде, и будет сидеть, как миленький, пока за ним хозяин не явится, а не явится, так мы его продадим! |
Том даже сел в кровати – глаза горят, ноздри раздуваются и сжимаются, совершенно как перепонки у жабы, – и закричал на меня: |
–Они не имеют права держать его под замком! |
Беги! – |
не теряй ни минуты! |
Выпусти его! |
Он не раб, он так же свободен, как любой, кто ходит по этой земле! |
–Что такое говорит это дитя? |
–Чистую правду я говорю, тётя Салли, вот что! и если никто к нему сейчас же не пойдёт, так я сам пойду! |
Я же его всю жизнь знаю, и Том тоже. |
А старая мисс Ватсон умерла два месяца назад, и ужасно стыдно ей было, что она хотела Джима в низовья продать, сама так говорила, ну и освободила его в завещании. |
–Тогда зачем же, Господи прости, ты-то его освобождал, если он уже свободный был? |
–Ну, знаете ли! Хорошенький вопрос, совершенно женский! |
Зачем – да приключений мне хотелось, и я готов был по горло в крови ходить, лишь бы... о Господи, тётя Полли! |
И если именно она не стояла на пороге, добрая и довольная, точно ангел, пирогов наевшийся, так считайте, что я и на свет ещё не родился! |
Тётя Салли подскочила к сестре и обвила ее шею руками, да так, что чуть голову ей не оторвала, и заплакала, а я, решив, что уж больно жарко тут становится для нас обоих, умелся под томову кровать, места мне там как раз хватило. |
Выглянул недолгое время спустя, смотрю, томова тётя Полли из объятий сестры уже вывернулась, стоит и смотрит на Тома поверх очков – да так, знаете, точно в порошок его стереть очень хочет. |
А потом и говорит: |
–Ты бы лучше отвёл глаза-то – на твоём месте, Том, я так и поступила бы. |
–О, Господи! – |
говорит тётя Салли, – неужто он так изменился? |
Это же не Том, это Сид, а Том... Том... погодите, а Том-то куда подевался? |
Минуту назад здесь был. |
–Ты хочешь сказать – куда подевался Гек Финн! |
Я, знаешь ли, не для того растила столько лет такого безобразника, как мой Том, чтобы не узнавать его, когда он мне на глаза попадается. |
Хорошенькое было бы дело! |
А ну-ка, Гек Финн, вылезай из-под кровати. |
Такого растерянного, изумлённого лица, какое было тогда у тёти Салли, я до той поры ещё не видал – правда, дяде Сайласу, когда он вошёл к комнату, и ему все рассказали, удалось ее по этой части перещеголять. |
Вы бы, наверное, его за пьяного приняли – он весь день слонялся по дому, как очумелый, а вечером произнёс на молитвенном собрании проповедь, которая обеспечила ему громкую рупетацию, потому как и самый старый старик на свете ничего бы в ней не понял. |
Ну а томова тётя Полли рассказала, конечно, кто я и что, а когда я сам стал рассказывать, как попал в эту передрягу из-за того, что миссис Фелпс приняла меня за Тома Сойера... она перебила меня и говорит: «Ох, перестань, зови меня тетей Салли, я уж привыкла к этому, зачем нам что-то менять?»... да, так когда тётя Салли приняла меня за Тома Сойера, мне пришлось выдавать себя за него, деваться-то некуда было, а к тому же я знал, что он возражать не станет, только обрадуется – тайна же, загадка, Том непременно превратил бы ее в приключение и от души повеселился бы. |
Так оно и вышло, и пришлось ему стать Сидом, чтобы мне все с рук сошло. |
А ещё его тётя Полли сказала, что насчёт завещания старой мисс Ватсон, по которому Джим свободу получил, Том нисколько не соврал, так что сами видите, Том Сойер взвалил на себя столько забот и хлопот, чтобы освободить свободного негра! – |
а я-то до той минуты, до того разговора, в толк взять не мог, как это человек, получивший его воспитание, и вдруг помогает негру сбежать. |
Ну вот, а тётя Полли рассказала, что, когда от тёти Салли пришло письмо, в котором говорилось, что Том и Сид благополучно добрались до места, то сказала себе: «Ну, разумеется, началось! |
Чего ж было и ждать, отпуская его в такой путь одного, без присмотра?» |
–И я собралась поскорее и поплыла вниз по реке, одиннадцать сотен миль проплыла, чтобы узнать, что он на сей раз учинил, тем более, что от тебя я никаких ответов на мои вопросы не дождалась. |
–Помилуй, так я ж от тебя и вопросов никаких не получала, – говорит тётя Салли. |
–Очень интересно! |
Я тебе два раза писала, спрашивала о каком-таком Сиде ты толкуешь. |
–Не получала я твоих писем, сестрица. |
Тётя Полли поворачивается, медленно и сурово, и говорит: |
–Том! |
–Ты мне не чтокай, дерзкий мальчишка, – ты мне письма подай! |
–Какие письма? |
–Такие письма. |
Вот честное слово, возьму я тебя сейчас, да и... |
–Они в сундуке лежат. |
Вон в том. |
И ничего им не сделалось, какими я их получил в конторе, такими и остались. |
Я в них и не заглядывал даже, пальцем не тронул. |
Но я же знал, что от них только неприятностей и жди, и подумал – вам все равно торопиться некуда, ну и... |
–Да, шкуру мне с тебя спустить все же придётся, тут и говорить не о чем. |
Я ведь и ещё одно написала, о моем приезде, видать, он и... |
–Нет, оно только вчера пришло, просто я его прочитать пока не успела, но с этим письмом все в порядке, оно у меня. |
Я бы поспорил с ней на пару долларов, что она ошибается, но решил, что, пожалуй, не стоит, так оно безопаснее будет. |
И промолчал. |
Глава последняя |
Едва мы остались с Томом наедине, я спросил, как он представлял себе весь побег и что у него было задумано на случай, если нам и вправду удастся ускользнуть от злосчастной судьбы и освободить негра, который и без того свободным был. |
И Том ответил, что с самого начала собирался, вытащив Джима из темницы, поплыть с ним вниз по реке на плоту и, пережив всякие приключения, добраться до ее устья, а там сказать ему, что он свободен, и возвратиться с ним домой на пароходе, в самых лучших каютах, и заплатить ему за потраченное на нас время, но первым делом послать домой письмо, чтобы все негры собрались и встретили его, и провели по городу с факелами и духовым оркестром, и тогда он стал бы героем, да и мы с ним заодно. Ну ладно, по мне, то, что у нас получилось, было не многим хуже. |
Мы мигом сняли с Джима цепи, а тётя Полли, дядя Сайлас и тётя Салли, узнав, как замечательно он помогал доктору выхаживать Тома, ужас до чего расхлопотались вокруг него, и устроили наилучшим образом, и кормили всем, что он ни попросит, и следили, чтобы он жил в довольстве и ничем себя не утруждал. |
А я сказал Джиму, что у нас есть к нему важный разговор, и привёл его к Тому, и тот дал ему сорок долларов за то, что он так терпеливо изображал для нас узника и так хорошо делал все, о чем мы его просили, и Джим обрадовался до смерти и затарахтел: |
–Ну, Гек, что я тебе говорил – помнишь, на острове Джексона? |
Говорил, что у меня грудь волосатая и какая на то примета есть, говорил, что был богатым и снова буду? |
Все так и вышло! Тютелька в тютельку! Тут уж не поспоришь – примета, она примета и есть! |
Знал я, что разбогатею и вот, пожалуйста, разбогател! |
А после Том целую речь произнёс, да длинную такую: давайте, говорит, как-нибудь ночью удерём отсюда все трое, накупим всякого-разного снаряжения и проведём пару недель, а то и месяц на Индейской территории, будем там приключений искать. Я сказал, что меня это устроит, вот только денег у меня на снаряжение нет, потому как папаша небось уже вернулся в наш город, отобрал мои деньги у судьи Тэтчера и все их пропил. |
–Да нет, – говорит Том, – целы твои деньги – шесть тысяч долларов и даже больше; а отец твой и вовсе ни разу у нас не показывался. |
Во всяком случае, до моего отъезда. |
А Джим говорит, да серьезно так, торжественно: |
–Он больше не вернётся, Гек. |
Я спрашиваю: |
–Почему это, Джим? |
–Какая тебе разница почему, Гек? Не вернётся и все тут. |
Ну, я вцепился в него мёртвой хваткой, и он, наконец, сказал: |
–Помнишь тот дом, который по реке плыл, а в нем человек был, накрытый тряпьём, и я залез туда, посмотрел на него и тебе сказал, чтобы ты тоже залез? |
Ну вот, можешь теперь брать свои деньги, когда тебе захочется, потому что это он и был. Сейчас Том совсем уж поправился, и прикрепил свою пулю к часовой цепочке, и носит вместе с часами на шее, и то и дело на вытаскивает часы, чтобы время узнать и пулю всем показать. А мне писать больше не о чем и я этому страшно рад, потому что, если бы я знал, какая это морока, книжку сочинять, то нипочём бы за такое дело не взялся и больше уж точно не возьмусь. |
Да и вообще мне сдаётся, что на Индейские территории я раньше всех остальных попаду, потому как тётя Салли надумала меня усыновить и сделать из меня цивилизованного человека, а я этого не переживу. |
Пробовал уже. |
КОНЕЦ. |
ВАШ ПОКОРНЫЙ СЛУГА, ГЕК ФИНН. |
|