Я открыл глаза, поозирался, пытаясь понять, где нахожусь. |
Уже и солнце взошло, а я все ещё крепко спал. |
Папаша стоял надо мной, вид у него был недовольный, больной. |
Он говорит: |
–Ты зачем ружье взял? |
Я понял, что о своих вчерашних подвигах он ничего не помнит, и сказал: |
–В дверь кто-то ломился, вот я и сел в засаду. |
–А меня чего не растолкал? |
–Так я попробовал, не вышло, я вас даже с места сдвинуть не смог. |
–Ну ладно. |
Хватит лясы точить, сходи-ка, посмотри, нет ли на закидушках рыбы на завтрак. |
Я тут задержусь на минутку. |
Он отпёр дверь, и я побежал на берег реки. |
А там увидел, что по реке плывут, посверкивая корой, ветки деревьев и все такое, это значит вода начала прибывать. |
И подумал, как хорошо было бы оказаться сейчас в городе. |
Июньский паводок всегда мне удачу приносил, потому что, когда вода поднимается, по ней какая только древесина ни плывёт – бревна от плотов, иногда целая дюжина брёвен, ещё связанных – только и дела остаётся, что вылавливать их да продавать лесным складам или лесопилке. |
Я прошёлся вверх по берегу, поглядывая одним глазом, не появился ли папаша, а другим – не принесёт ли вода чего-нибудь полезного. |
И очень скоро увидел челнок, да такой красивый – футов в тринадцать-четырнадцать длиной и идёт по воде шустро, что твоя утка. |
Я прямо в одежде прыгнул с берега в воду, как лягушка, и поплыл к челноку. |
Я, правда, думал, что в нем залёг кто-нибудь, люди часто так делают, простаков дурачат – подплывёт такой к лодке, ухватится за борт, а хозяин вскочит и ну хохотать. |
Но на этот раз ничего подобного не произошло. |
Челнок унесло откуда-то паводком, тут и сомневаться не приходилось, и я забрался в него, и погреб к берегу. |
Гребу и думаю: старик обрадуется, увидев эту штуковину, она, небось, долларов десять стоит. |
Однако, когда я подошёл к берегу, папаши видно ещё не было, так что я завёл челнок в закрытое со всех сторон ивами и диким виноградом устье ручья и мне пришла в голову новая мысль: чем удирать в лес да ноги трудить, спущусь-ка я по реке миль на пятьдесят и устрою там постоянный лагерь. |
До лачуги от этого места было рукой подать и мне все время казалось, что сюда мой старик идёт, и все же, челнок я спрятать успел, а выглянув из-за ив, увидел папашу, который стоял на тропе и целился в какую-то птицу. |
Стало быть, ничего он не заметил. |
Когда он подошёл ко мне, я уже старательно тянул из воды закидушку. |
Он малость поругался на то, что я копаюсь, однако я сказал, что свалился в реку, это меня и задержало. |
Я же понимал, он заметит, что я весь мокрый, расспрашивать начнёт. |
В общем, сняли мы с донок пяток сомов и вернулись в лачугу. |
Прилегли мы вздремнуть после завтрака, оба же усталые были, и я все думал: вот если бы мне удалось изобрести чего-нибудь такое, что отбило бы и у папаши, и у вдовы охоту искать меня, то это было бы куда вернее попыток убраться подальше, прежде чем меня хватятся, потому как мало ли что со мной может случиться, понимаете? |
Однако я так ни до чего и не додумался, но тут папаша поднялся, чтобы выдуть ещё один бочонок воды, да и говорит: |
–Если тот малый снова начнёт шнырять тут, ты разбуди меня, слышишь? |
Он сюда не с добром приходил. |
Я его застрелю. |
Непременно разбуди меня в следующий раз, понятно? |
И тут же снова захрапел, но эти-то его слова и подали мне мысль, в которой я так нуждался. |
Ладно, говорю я себе, уж теперь-то я так все устрою, что никому и в голову не придёт меня разыскивать. |
Около двенадцати мы встали и прошлись по берегу. |
Вода поднималась быстро и несла много всякого деревянного сора. |
Спустя какое-то время показался кусок плота – девять связанных вместе брёвен. |
Мы запрыгнули в ялик и подтянули их к берегу. |
Потом пообедали. |
Любой другой подождал бы до вечера, посмотрел бы, не принесёт ли река ещё чего, но это было не в папашином стиле. |
Девяти брёвен ему хватило за глаза и теперь он спешил поплыть в город и продать их. |
Так что около половины четвёртого он запер меня и отчалил на ялике, за которым тянул на буксире бревна. |
Я рассудил, что к ночи он не вернётся. |
Подождал, пока он отплывёт подальше, вытащил пилу и принялся за работу. |
Папаша ещё и до другого берега не добрался, а я уже вылез в дыру; он и его бревна едва различались вдали, точно соринка на воде. |
Я взял мешок с кукурузной мукой, отволок его к спрятанному челноку, раздвинул ветки и плети винограда и уложил в него мешок, а следом оттащил грудинку и бутыль с остатками виски. |
Потом забрал из хижины весь кофе, сахар и все патроны; и бумагу для пыжей тоже; и ведёрко, и сделанную из тыквы бутылочку; ковшик забрал и жестяную кружку; и пилу, и два одеяла, и сковородку с длинной ручкой, и котелок, в котором мы кофе варили. |
Забрал лески, спички – вообще все, что хотя бы один цент стоило. |
Обчистил нашу лачугу так, что любо-дорого. |
Мне и топор не помешал бы, да топор у нас был только один, он в поленнице лежал, а я уже знал, что его придётся оставить. |
Последним, что я утащил из лачуги, было ружье. |
Снуя туда-сюда через дыру и вытаскивая всякие вещи, я здорово утрамбовал почву около нее и теперь постарался скрыть это, да и опилки заодно, засыпав все землёй. |
Потом вставил обратно выпиленный кусок бревна, подпёр его двумя камнями, и ещё один снизу подсунул, потому что как раз в этом месте бревно изгибалось кверху и до земли малость не доставало. |
Тот, кто не знал, что бревно выпилено, уже с пяти-шести футов ничего не заметил бы, опять же, стена-то была задняя, так что вряд ли вокруг нее кто-нибудь шастать стал бы. |
От лачуги к челноку все сплошь трава шла, поэтому следов я особых не оставил. |
Я побродил вокруг, приглядываясь, постоял на берегу, оглядел реку. |
Никого. |
И я, прихватив ружье, углубился немного в лес, думал пару птиц подстрелить, но тут увидел поросёнка. В этой глуши свиньи, сбежавшие с ферм, дичают быстро. |
Я подстрелил бедолагу и отнёс его к хижине. |
А после взял топор и принялся за дверь. |
И обухом по ней молотил, и рубил, в общем, потрудился от души. |
Потом затащил в хижину поросёнка, прислонил его к ножке стола, рубанул топором по шее и положил на землю, чтобы кровь стекла – я говорю, на землю, потому что пол в хижине был земляной, хоть и твёрдый, никаких тебе досок. |
Ну вот, следом я взял старый мешок, набил его камнями покрупнее – не доверху, потому как мне же его тащить предстояло, – и поволок прямо от поросёнка, через дверь, по лесу и к реке, а там бросил мешок в воду, он сразу и потонул. |
Теперь хорошо видно было: что-то тут волокли. |
Жаль, не было со мной Тома Сойера, он такие штуки любит и уж наверняка придумал бы парочку заковыристых подробностей. |
В подобных делах за Томом никому не угнаться. |
Ну а под занавес выдрал я у себя немного волос, вымазал топор в крови, прилепил волосы к обуху и бросил топор в угол. |
Потом завернул поросёнка в куртку, – чтобы кровь на землю не капала, – отошёл вниз по реке подальше от дома и забросил его в реку. |
И тут мне в голову ещё один фокус пришёл. |
Я направился к челноку, достал из него мешок с мукой и пилу, и оттащил их в хижину. |
Там я поставил мешок на прежнее место и продрал в нем снизу небольшую дыру – пилой, потому как ножей и вилок у нас не водилось, – папаша, когда он стряпал, обходился складным ножом. |
А после отнёс мешок по траве на сотню, примерно, ярдов к мелкому озеру, которое лежало за ивами к востоку от дома, – ширины в нем было миль пять и все оно заросло камышом, а осенью на него тучи уток слетались. |
С другого края озера от него отходила не то заболоченная протока, не то ручей, эта штука тянулась куда-то на многие мили – уж не знаю куда, но только не к реке. |
Мука понемногу сыпалась из мешка – получилась ведущая к озеру дорожка. |
Я рядом с ней ещё и папашино точило бросил, вроде как его кто-то случайно обронил. |
А у озера стянул дырку в мешке верёвочкой, чтобы мука больше не высыпалась, и отнёс его вместе с пилой к челноку. |
Уже темнело, я малость отплыл на челноке вниз, под свисавшие с берега ивы и стал дожидаться восхода луны. |
Челнок я накрепко привязал к одной из ив, а сам поел немного и лег на его дно – покурить и придумать, что делать дальше. |
И говорю себе: они пройдут по следам мешка с камнями до реки и начнут обшаривать дно, искать моё тело. |
А ещё по мучному следу пройдут, к озеру, и от него по ручью, чтобы найти грабителей, которые убили меня и утащили все из хижины. |
В реке они, кроме моего трупа, ничего искать не станут. |
Да и это им скоро надоест, так что они и думать обо мне забудут. |
Ну и отлично, значит, я могу остановиться, где захочу. |
Остров Джексона мне вполне подойдёт – я его довольно хорошо знаю, люди туда никакие не заглядывают. |
А ночами я смогу приплывать с него в город, смотреть что там да как и тянуть что плохо лежит, если, конечно, нужда появится. |
Самое для меня подходящее место – остров Джексона. |
За день я подустал и потому опомниться не успел, как заснул. |
А проснувшись, целую минуту пытался понять, где это я. |
Сижу, оглядываюсь по сторонам, даже испугался немного. |
Потом вспомнил. |
Мне казалось, что ширины в реке – несколько миль. |
Луна светила так ярко, что я мог сосчитать тихо скользившие в сотнях ярдов от берега чёрные сплавные бревна. |
Тишина стояла мёртвая; час, похоже, был поздний, да он и пах, как поздний. |
Ну, вы понимаете, о чем речь, – я просто не знаю, какими словами это сказать. |
Я позевал, потянулся и уж собрался отвязать челнок и отправиться в путь, как до меня долетел по воде какой-то звук. |
Я прислушался. |
И очень скоро понял, что это. |
Унылый, мерный перестук, издаваемый в тихую ночь уключинами весел. |
Я вгляделся сквозь ветви ив – да, вот он, ялик, через реку идёт. |
Сколько в нем людей, сказать было невозможно. |
Он шел в мою сторону, а когда оказался на одной линии со мной, я понял, что человек в нем всего один. |
Не папаша ли, думаю, вот уж кого не ждал. |
Течение снесло ялик ниже меня, однако он, подойдя поближе к берегу, начал подниматься по тихой воде и вскоре прошёл так близко, что я мог бы дотянуться до него ружьём. |
Ну так вот, это папаша и был – да ещё и трезвый, судя по тому, как он вёслами работал. |
Времени я терять не стал. |
В следующую минуту челнок мой уже летел, держась в тени берега, вниз по реке, тихо, но быстро. |
Проплыв так мили две с половиной, я выгреб на четверть мили к середине реки, потому что скоро должна была показаться пристань переправы, и меня могли заметить с нее и окликнуть. |
Я затесался среди плывущих брёвен, лег на дно челнока и предоставил его самому себе. |
Лежал, отдыхал, покуривал трубку да в небо глядел, а в нем ни облачка. |
Когда лежишь в лунную ночь на спине, небо кажется таким глубоким, я этого раньше и не знал. |
И как далеко разносится в такую ночь звук по реке! |
Я слышал, как люди разговаривают на пристани, слышал что они говорят – каждое слово. |
Один сказал, что дело идёт к длинным дням и коротким ночам. |
Другой ответил, что эта, как он понимает, будет не из самых коротких, – и все расхохотались, а он повторил эти слова ещё раз, и все снова захохотали, а после разбудили кого-то из своих, и пересказали ему весь разговор, и снова загоготали, но, правда, разбуженный с ними смеяться не стал, а коротко рявкнул что-то и попросил не лезть к нему. |
Первый сказал, что хорошо бы пересказать эту шуточку его старухе, ей понравится, хотя он в своё время и не такое отмачивал. |
Потом кто-то заметил, что времени уже около трёх и что больше недели рассвета им, похоже, ждать не придётся. |
А затем разговор стал уходить от меня все дальше, дальше, и слов я больше не различал, только бормотание, да временами смех, но, казалось, совсем уж далёкий. |
Ну, выходит, я отплыл сильно ниже пристани. |
Сел, смотрю: вот он, остров Джексона, мили на две с половиной ниже меня, лесистый, встающий из воды посреди реки, большой, темный и грузный, точно пароход, на котором погашены все огни. |
От отмели в самом его начале и следа не осталось, вся под воду ушла. |
Добрался я до него быстро. |
Пулей пронёсся мимо верхушки острова, такое сильное там было течение, но затем выбрался на тихую воду и высадился на его иллинойской стороне. |
Вошёл в знакомую мне глубоко врезавшуюся в берег заводь – чтобы попасть в нее, пришлось раздвигать ветви ив, – и привязал челнок в таком месте, что с воды его никто углядеть не смог бы. |
Я пересёк остров, вышел на верхнюю его оконечность, присел на бревно и стал вглядываться в огромную реку, в сплавной лес на воде, в городок, до которого было отсюда три мили, в три-четыре его огонька. |
Примерно в миле от меня шел сверху огромный плот, в середине его горел фонарь. |
Я смотрел, как он ползёт вниз, а когда плот почти поравнялся со мной, раздался мужской голос: «Ей на корме! |
Рули направо». |
Я расслышал эти слова так ясно, как будто их произнесли рядом со мной. |
Небо уже понемногу серело. Я зашёл поглубже в лес и вытянулся на земле – соснуть перед завтраком. |
– А давно ты на острове, Джим? |
– С ночи после той, в какую тебя убили. |
– Да ну, так долго? |
– Ну да – так. |
– И у тебя никакой еды, кроме этой дряни не было? |
– Нет, сэр, никакой. |
– Так ты ж, небось, совсем оголодал, разве нет? |
– Да, пожалуй, лошадь я съел бы. |
Думаю, с ней справился бы. |
А ты давно на острове? |
– С той ночи, как меня убили. |
– Ишь ты! |
А ты чем кормился? |
Хотя, у тебя же ружье. |
Ну да, ружье. |
Вещь хорошая. |
Ладно, иди, подстрели чего-нибудь, а я костер запалю. |
Ну, перебрались мы поближе к челноку, и пока Джим разводил на травянистой полянке костер, я притащил туда муку, грудинку, кофе – и кофейный котелок, и сковороду, и сахар, и жестяные кружки, – так что негр мой даже забоялся, потому как решил, что я все это наколдовал. |
Я поймал порядочного сома, Джим выпотрошил его своим ножом, почистил и зажарил. |
Как только завтрак был готов, мы развалились на траве и занялись едой, не дожидаясь, когда она остынет. |
Джим налегал на нее, что было сил, поскольку к этому дню он чуть уж не помер от голода. |
Набив животы, мы полежали малость в траве, отдыхая. |
А после Джим и говорит: |
– Но, послушай, Гек, кого ж тогда убили в той лачуге, коли не тебя? |
Я объяснил ему как все было, и он сказал, что это умно. |
Сказал, что до лучшего плана и сам Том Сойер не додумался бы. |
Тогда и я говорю: |
– А ты-то как здесь оказался, Джим, как попал сюда? |
Он малость сник и целую минуту промолчал. |
А потом говорит: |
– Может, лучше и не рассказывать. |
– Почему, Джим? |
– Ну, есть причины. |
Ты ведь не выдашь меня, Гек, если я тебе расскажу, а? |
– Да чтоб я сдох, если выдам. |
– Ладно, тебе я верю, Гек. |
Я… я сбежал. |
– Джим! |
– Ты только помни, ты сказал, что не выдашь – пообещал мне, Гек. |
– Верно, пообещал. |
Сказал, что не выдам – и не выдам. |
Честное индейское. |
Пусть меня назовут последним аболиционистом, пусть презирают – мне без разницы. |
Никому ни слова не скажу, да я туда все равно возвращаться не собираюсь. |
Так что, давай, выкладывай, как дело было. |
– Да дело-то вот как было. |
Старая хозяйка – мисс Ватсон – она вечно ко мне придиралась, прямо со свету сживала, но хоть обещала, что в Орлеан не продаст. |
А только заметил я, что в последнее время вокруг нее торговец неграми увивается, и забеспокоился. |
Ну вот, и как-то ночью подкрался к двери, а та не совсем прикрыта была, и слышу, старая хозяйка говорит вдове, что думает меня в Орлеан продать, ей и не хочется, да только за меня восемь сотен долларов дают, а перед такой кучей денег ей не устоять. |
Вдова, та попыталась ее отговорить, но я, Гек, дальше слушать не стал, а тут же дал деру. |
– Спустился я с горы, думал пройти по реке повыше и стянуть какой-нибудь ялик, но у реки ещё люди толклись, я и спрятался в старой бондарне на берегу, чтобы подождать, когда все угомонятся. |
Да так всю ночь там и пролежал. |
Все время вокруг кто-нибудь да шастал. |
Ну, часов около шести на воде ялики появились, а к восьми-девяти их уже полным-полно было и в каждом только и разговоров насчёт того, как твой папаша в город приплыл и рассказывает всем, что тебя убили. |
Все эти леди и джентльмены туда плыли, посмотреть, где дело было. |
Кое-кто приставал к берегу, отдохнуть перед тем, как реку пересекать, так что я из их разговоров все про убийство и узнал. |
И уж так я тебя жалел, Гек, но теперь уже нет, конечно. |
– В общем, пролежал я весь день под стружками. |
Проголодался сильно, но ничего пока не опасался, потому как помнил, что старая хозяйка и вдова собирались прямо после завтрака на молитвенное собрание пойти, значит их целый день дома не будет, да и, опять же, они знали, что я на рассвете скот отгоняю на пастбище, стало быть, до темноты меня не хватятся. |
А другим слугам не до меня будет – они, стоит хозяйкам за порог выйти, разбегаются кто куда, отдыхать да веселиться. |
– Ну вот, а как стемнело, я выбрался на дорогу, которая вдоль реки идёт, и прошёл по ней мили две или больше до мест, где уже нет никакого жилья. |
К тому времени я успел придумать, что делать буду. |
Понимаешь, если бы я попытался пехом удрать, так меня бы с собаками нашли, а если бы спёр ялик и переплыл реку, так хватились бы ялика, поняли, что я на другом берегу и стали бы там мой след искать. |
Я и говорю себе: плот, вот что мне нужно, плот следов не оставляет. |
– И тут вижу, огонёк на реке появился и ко мне спускается, ну я и бросился в воду, толкаю перед собой бревно, которое река откуда-то принесла, голову стараюсь пониже держать и загребаю против течения, жду, когда оно плот поближе подтащит. |
А после подплыл к корме плота и ухватился за нее. |
Ночь была облачная, а скоро и вовсе темно стало. |
Так что я забрался на плот, лег на бревна. |
Люди, какие на плоту были, они все в середке его собрались, где фонарь стоял. |
Вода поднималась, течение было сильное, ну, думаю, этак часам к четырем утра я окажусь миль на двадцать пять ниже города, а как светать начнёт, спущусь в воду, подплыву к иллинойскому берегу, да там в лесу и спрячусь. |
– Но только мне не повезло. |
Мы уж почти до острова доплыли, как вдруг, вижу, кто-то идёт по плоту в мою сторону, да ещё и с фонарём, ну нет, думаю, дожидаться я тебя не стану, – соскользнул в воду и поплыл к острову. |
Хотел выбраться на него, но никак не мог, берег шибко крутой был. |
Только у самого конца острова и нашлось подходящее место. |
Забрался я в лес и решил с плотами больше не связываться, уж очень много на них людей с фонарями. |
Трубка, махорка да немного спичек они у меня в шапке лежали и не промокли, так что все было путём. |
– И все это время ты ни мяса, ни хлеба во рту не держал? |
Ты бы хоть черепах ловил. |
– Поди-ка поймай их. |
Они ж тут под ногами не вертятся, чтобы их голыми руками хватать, да и камнем черепаху издали не больно-то пришибёшь. |
И потом, как бы я их ночью ловил? |
А днём мне на берегу маячить не хотелось. |
– Ну да, верно. |
Тебе же приходилось все время в лесу сидеть. |
А как пушка стреляла, ты слышал? |
– Ещё бы. |
Я знал, это они тебя ищут. |
Я даже видел, как пароход мимо прошёл, – из кустов смотрел. |
Появились какие-то совсем молоденькие пичуги – пролетят ярд-другой и на землю садятся. |
Джим сказал, что это к дождю. |
Сказал, когда цыплята так делают, это точно к дождю, значит и у других птиц то же самое. |
Я хотел было поймать пару-тройку, но Джим мне не позволил. |
Говорит, когда отец его здорово заболел, кто-то из детей словил птичку, и бабушка их сказала, что он теперь не жилец, и отец умер. |
А ещё Джим сказал, что нельзя пересчитывать то, из чего ты обед приготовить надумал, потому что это к несчастью. |
Это все равно, что столовую скатерть после захода солнца вытряхивать. |
И что, если у кого есть пчелы, а он вдруг помер, так нужно сказать об этом пчёлам до следующего рассвета, иначе они ослабеют, перестанут работать и тоже все перемрут. |
Джим уверял, что пчелы не жалят только круглых дураков, но я ему как-то не поверил, – я их вон сколько переловил и ни одна меня не ужалила, ни разу. |
Про некоторые из этих примет я и раньше слышал, но не про все. |
А Джим все до единой знал. |
Или почти все, он сам так сказал. |
Я говорю – сдаётся мне, что все они насчёт неудач толкуют, а про удачу-то есть хоть одна? |
Он отвечает: |
– Есть-то есть, но очень мало, да и пользы от них никакой. |
Зачем человеку знать, что ему скоро удача привалит? |
Чтобы от нее увернуться? |
И ещё он сказал: |
– Если у тебя руки и грудь волосатые, значит быть тебе богачом. |
Вот от этой приметы ещё есть какая-то польза, потому как она далеко вперёд глядит. |
Понимаешь, может, ты сначала долгое время бедняком проживёшь и до того тебя это допечёт, что ты бы на себя прямо руки наложил бы, кабы не знал, что по этой примете тебя непременно где-то богатство ждёт. |
– А у тебя, Джим, руки и грудь разве не волосатые? |
– Чего ты спрашиваешь-то? |
Неужто сам не видишь? |
– Так почему же ты не разбогател? |
– Ну как же, я разбогател один раз и ещё разбогатею. |
У меня однажды четырнадцать долларов было, да я ввязался в куплю-продажу и всего моего состояния лишился. |
– И что же ты покупал-продавал, Джим? |
– Ну, сначала говядину. |
– Какую говядину? |
– Живую, какую же ещё – скот, понимаешь? |
Вложил десять долларов в корову. |
Но только больше я так рисковать деньгами не стану. |
Корова взяла да и сдохла прямо у меня на руках. |
– Выходит, десять долларов ты потерял. |
– Потерял, но не все. |
Около девяти. |
Шкуру и сало я продал – доллар и десять центов выручил. |
– И у тебя осталось пять долларов и десять центов. |
И что, ты их снова в дело пустил? |
– Ну да. |
У старого мистера Брэндиша есть одноногий негр, знаешь его? |
Так вот, он открыл банк и говорил всем: кто внесёт в банк доллар, тот под конец года получит четыре. |
Ну, все негры и понесли ему свои деньги, да только какие ж у них деньги? |
Крупные только у меня и были. |
Но я захотел побольше четырёх долларов получить и сказал, если он мне их не даст, я сам банк открою. |
А этому негру, понятное дело, пускать меня в бизнес невыгодно было, он говорил, что двум банкам у нас тут делать нечего, ну и сказал, что, если я вложу пять долларов, то он мне под конец года тридцать пять выдаст. |
– Я и вложил. |
Думал и тридцать пять потом обратно вложить, пусть деньги работают. |
А был один такой негр, Боб его звали, он на реке плоскодонку поймал, а хозяину не сказал, ну я ее и купил, пообещав ему отдать в конце года тридцать пять долларов, и в ту же ночь кто-то ее спёр, а на следующий день этот одноногий и говорит: банк лопнул. |
Так что никто из нас ничего не получил. |
– А с десятью центами ты что сделал? |
– Да сначала потратить хотел, но тут увидел сон, в котором мне велено было отдать их негру по имени Валаам – все его для краткости Валаамовым Ослом называли, потому что он дурак-дураком, понимаешь? |
Но, говорили, дурак, да везучий, не то что я, про себя-то я все уже понял. |
И в том сне мне было сказано: пускай Валаам вложит деньги, куда сам захочет, а мне с того прибыль пойдёт. |
Вот, и Валаам деньги взял, а после услышал в церкви от проповедника, что, дескать, кто даёт бедному, тот даёт Господу, и что к нему в сто раз больше вернётся. |
Так что Валаам раздал мои десять центов бедным и стал ждать, чего из этого выйдет. |
– И что из этого вышло, Джим? |
– А ничего не вышло. |
Как я мои денежки выручить не смог, так не смог и Валаам. |
Нет уж, больше я деньги никому отдавать не стану, разве что под залог. |
В сто раз больше вернётся, это ж надо! |
Да мне бы мои десять центов вернуть, я бы уже до смерти рад был. |
– Ладно, Джим, не горюй, ты же все равно когда-нибудь разбогатеешь. – Это верно – да ведь я, считай, уже разбогател. |
Я теперь сам себе хозяин и за меня восемь сотен предлагают. |
Отдали бы эти денежки мне, я большего и не просил бы. |
|